Самоповторение / самоподражание поэта по оценке М.И. Цветаевой

«Возобновление в природе есть бесконечное варьирование единой темы. В природе нет повторения: оно вне природы и, значит, вне творчества. В этом всё дело. Повторяет только машина; у «поэтов, которые повторяют», машина памяти, отделенная от творческих источников, становится чистым механизмом. Повторение есть чисто механическое воспроизведение неизбежно чужого, хотя бы и своего собственного. Ибо, выучив наизусть свою собственную мысль, я повторяю её как чужую, без участия творческого начала. Творческой, то есть моей, может быть только интонация, то есть чувство, с которым я произношу её и меняю её словесную форму, и языковое и смысловое соседство, в которое её ставлю. Но когда, например, я пишу на белом листке голую формулу, которую когда-то нашла: Etre vaut mieux qu'avoir (лучше быть, чем иметь), я повторяю формулу, которая так же не принадлежит мне, и как любая алгебраическая формула. Вещь можно создать только однажды.

Самоповторение, то есть самоподражание, - акт чисто внешний. Природа, создавая очередной лист, не смотрит на уже существующие, сотворенные ею листы, - не смотрит, потому что весь облик будущего листа заключен в ней самой; она творит без образцов. Бог создал человека по своему образу и подобию, но не повторяя себя.

Всякое поэтическое самоповторение и самоподражание - прежде всего подражание форме. Крадут у себя или у соседа некий вид стиха, те или другие обороты, те или иные образы - всё вплоть до темы (так у Пастернака, например, все крадут дождь, который' никто, кроме него единственного, не любит и который никому, кроме него единственного, не служит). Сущность же (свою или чужую) никому украсть не дано. Ибо сущности подражать нельзя. Поэтому все подражательные стихи мертвы. А если не мертвы и волнуют нас живой тревогой, тогда это не подражание, а превращение. Подражать, значит - уничтожить, во всяком случае - разрушить вещь, чтобы увидеть, как она сделана, украсть из неё тайну её жизни - и восстановить заново всё, кроме жизни.

Есть поэты, которые начинают с минимума и завершают максимумом, а есть такие, которые, начав с максимума, кончают минимумом (усыхание творческой жилы). А есть и такие, которые, начав с максимума, на этом максимуме держатся до последней строки.

Из наших современников это - уже упомянутые Пастернак и Ахматова. Они никогда не давали ни больше, ни меньше, всегда оставаясь на максимуме самовыражения. Если путь, одних есть путь самораскрытия, то в таком случае у них вообще нет пути. Они отродясь здесь. Их детский лепет уже данность, а не источник.

Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной, -

четверостишие четырнадцатилетнего О. Мандельштама, где весь словарь и весь размер зрелого Мандельштама. Автоформула.

Что в первую очередь коснулось уха этого лирика? Звук падающего яблока, акустическое видение округлости. Что здесь от четырнадцатилетия? Ничего. А что от Мандельштама? Всё. И в первую очередь эта зрелость падающего плода. Эта строфа есть тот самый падающий плод, который дал поэт и от которого, как и от двустишия Ахматовой, рождаются небывало широкие круги ассоциаций. Круглое и тёплое, круглое и холодное, августовское - Августово (имперское), Парисово, греческое, Адамово (горловое) - всё это дарит Мандельштам воображению читателя в одной-единствен-ной строфе. (Ассоциативная мощь лириков!)

Характерная примета лирики: давая это яблоко, поэт не назвал его своим именем. И, в известном смысле, он от этого яблока никуда не ушёл.

Кто может рассказать о поэтическом пути (беру самых великих и бесспорных лириков) Гейне, Байрона, Шелли, Верлена, Лермонтова? Они заполонили мир своими чувствами, воплями, вздохами и видениями, залили его своими слезами, зажгли со всех четырёх сторон своим негодованием...
Учимся ли мы у них? Нет. Из-за них и за них страдают.
Так на мой русский лад перекраивается французская пословица: Les heureux n'ont pas d'histoire («У счастливых не бывает истории» (франц.) – Прим. И.Л. Викентьева).

 Цветаева М.И., Поэты с историей и поэты без истории / Об искусстве, М., «Искусство», 1991 г., с. 115-116.