Россия (СССР)
«Главное - это величие замысла»
Эту фразу А.А. Ахматова много раз повторяла
молодым поэтам в последние годы её жизни
Русский поэт.
Жена Н.С. Гумилёва и мать Л.Н. Гумилёва.
Ахматова – литературный псевдоним, который возник из-за того, что отец запретил Анне подписывать своей настоящей фамилией (Горенко) её первое стихотворение, написанное в 11 лет.
В юности Анна Ахматова случайно прочитала пометки поэта Иннокентия Анненского, сделанные им на полях своего сборника стихов и «…начинающая поэтесса была поражена тому, как поэт может быть беспощаден к самому себе. Такую безжалостность к собственной поэзии Аня позже переняла именно от Анненского, зорко рассмотрев за ней большую, настоящую требовательность творца, подлинную ответственность поэта за каждую свою строку, каждую написанную фразу. Анна называла Анненского своим первым учителем. Уже в юности Аня проявляла необычные способности: по-своему толковала сновидения, а порой точно предугадывала события. Она иногда страдала лунатизмом, и это только усиливало в глазах окружающих таинственность сложившейся вокруг неё ауры. Как и у других трёх сестёр, у Ани был наследственный туберкулёз».
Рожков К., Анна Ахматова, в Сб.: Галерея знаменитых женщин, в двух книгах / Редактор Д. Хвостова, книга 2, М., «Олма-пресс», 2001 г., с. 228.
Отзыв А.А. Блока о ранней Анне Ахматовой: «Ахматова пишет стихи так, как будто на неё глядит мужчина, а нужно их писать так, как будто на тебя смотрит Бог. Как перед Богом, то есть предстояние».
Цитируется по книге: Цветаева М.И., Об искусстве, М., «Искусство», 1991 г., с. 88.
«Тяжелейший период в судьбе всей страны заканчивается для поэта не радостью Победы, а последней горькой каплей - печально знаменитым «Постановлением ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград»« 1946 года, с его уничижительной и «уничтожительной» характеристикой Ахматовой как «типичной представительницы чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии», «пропитанной духом пессимизма и упадочничества» и «не желающей идти в ногу со своим народом»... Последовавший за этим запрет на публикации лишает Ахматову и возможности бороться за освобождение сына, и средств к существованию, и - что не менее страшно для поэта - места в сознании современных ей читателей. […] Запрет на публикацию оригинальных стихов вынудил Ахматову заниматься литературной подёнщиной, которой стал для неё поэтический перевод. Только вдумайтесь: она перевела и отредактировала чужие переводы стихов, прозы, писем с более чем десятка языков, в том числе латышского, белорусского, греческого, идиш, хинди, румынского, корейского, грузинского... её переводы занимают целый том, выпущенный в дополнение к шеститомному собранию сочинений…»
Бодрунова С.С., Судить можно только по праву любви (А.А. Ахматова), в Сб.: Литературная матрица. Учебник, написанный писателями в 2-х томах, Том 2, СПб-М., «Лимбус Пресс» , 2011 г., с. 410-411.
«Анна Андреевна Ахматова жила совсем недалеко от нашей дачи (речь идёт об академическом посёлке Комарово под Ленинградом - Прим. И.Л. Викентьева). Там было несколько так называемых литфондовских дач, или, как она их окрестила, «будки». В одной из таких будок она жила, по соседству с ней жил её друг поэт Александр Гитович. Как-то приехали ко мне в гости мои чешские друзья: Владислав Мнячко, словак, партизан, хороший писатель, человек интересный, и чехи-писатели Иржи Гаек и Иван Скала. Сидим выпиваем, говорим о том о сём, случайно заходит речь об Анне Ахматовой, я говорю, что она живёт тут рядом, ну, они загорелись: «Хотим её видеть», я сколько их ни отговаривал, - «Во что бы то ни стало хотим видеть». Для них имя Ахматовой связано не только с Серебряным веком, но и вообще с мировой поэзией, чтили они её, уговорили пойти навестить. Телефонов не было. Я уступил, поскольку мы все четверо были уже за пределами учтивости. Я знал Анну Андреевну, общался с ней, не часто, но всё-таки. Застали мы её, конечно, неожиданно, не в лучшую для неё минуту, она гостей не ждала, была в заношенном халате, с неубранными волосами. Они увидели старую женщину, в этой жалкой дощатой даче, драная мебель, драное кресло... Но ничего этого они не заметили, а при виде её упали на колени, произошло это у них непроизвольно, все трое упали и поползли к ней на коленях к её руке. То, что они так сделали, для меня это было понятно, это было преклонение их, писателей, перед великим поэтом, но то, как она это приняла, восхитило. Она приняла их коленопреклоненность словно так надо, благосклонно, как императрица».
Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «Центрполиграф», 2010 г., с. 111.
Анна Ахматова написала поэму «Реквием», где - в том числе - описала своё ожидание в тюремных очередях Ленинграда, где она добиваясь свидания с сыном:
... Если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных марусь...
«В толпе, хоронившей Ахматову, был ещё один по-настоящему осиротевший человек - Иосиф Бродский.
Среди друзей «последнего призыва», скрасивших последние годы Ахматовой, он глубже, честнее и бескорыстнее всех относился к ней. […] И всё же прекрасно, что нашлись мальчишки, искренне любившие безумную, неистовую и блистательную старуху, все зрелые годы прожившую среди чужого племени в чудовищном одиночестве, а на старости обретшую круг друзей, лучшим из которых был Бродский».
Мандельштам Н.Я., Вторая книга, М., «Вагриус», 2006 г., с. 103.
Воспоминания И.А. Бродского об А.А. Ахматовой.
