Дворянская историография России в XIX веке

«… во второй четверти XIX века, когда в стране после восстания декабристов установился жёсткий реакционный режим.

С 1825 года журналам было запрещено обсуждать текущие политические вопросы.

Начиная с 20-х годов журналы стали уделять большое внимание историческим вопросам, которыми интересовались не только дворяне всех слоев, но также разночинцы и купечество. Как проницательно заметил В.Г. Белинский о своём времени, «наш век - век по-преимуществу исторический.

Все думы, все вопросы наши и ответы на них, вся наша, деятельность вырастает из исторической почвы и на исторической почве»; «мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило, нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем».  Ещё более широким потоком, чем прежде, входили в литературу новые массы источников - результат деятельности археографических экспедиций, начало которым положили П.М. Строев и
К.Ф. Калайдович.

Начались систематические публикации исторических источников, таких, как «Собрание государственных грамот и договоров», «Полное собрание русских летописей», «Акты исторические», позднее - «Дополнения к Актам историческим», «Акты Археографической экспедиции», «Акты Юридические», «Акты Юридического быта», материалы зарубежных хранилищ, «Библиотеки иностранных писателей о России» и многих других. Именно в это время, во второй четверти и середине XIX века, был собран и в значительной части опубликован основной корпус письменных источников по истории XIV-XVI веков.

Поощряя занятия историей (в 1835 году была впервые учреждена кафедра русской истории в Московском университете), правительство Николая I рассчитывало использовать историю в целях укрепления самодержавия, и в этой связи особенно привлекало внимание к истории Московского государства.

Объективные последствия этих действий для развития исторической науки не совпали с замыслами николаевского правительства, но направление правительственной политики в области истории было совершенно определенным: «в университетском преподавании ни под каким видом не может быть допускаемо порицание нашего образа правления, но даже изъявление сомнения в пользе и необходимости самодержавия в России»

Ведущее положение в 30-40-х годах благодаря режиму политической реакции оставалось по-прежнему за дворянской историографией, которая приобрела сугубо официальный, охранительный характер.

Вряд ли есть более выразительная характеристика тех задач, которые ставили перед историками правители России того времени, чем та, которая содержится в одном из писем шефа жандармов А.X. Бенкендорфа: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение. […]

… первый профессор на кафедре русской истории Московского университета М.П. Погодин [1800-1875], в молодости ещё критиковавший методологические позиции Карамзина, в середине 30-х годов, особенно после того как он стал ближайшим помощником министра просвещения графа С.С. Уварова, одного из творцов «теории» единства «православия, самодержавия и народности», писал: «Российская история может сделаться охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия».

Может показаться парадоксальным, что таким консерватором оказался выходец из семьи крепостных крестьян, выкупившейся на свободу. […]

Погодин признавал, например, что история есть наука, но останавливался, как перед «таинством», перед объяснением сочетания свободы и необходимости в истории, склоняясь к фаталистической трактовке общего хода событий. Считая, что истории разных стран cocтaвляют собою  «параллельные нити», Погодин и его единомышленник Н.Г. Устрялов от этого тезиса пришли  к противопоставлению русской истории западноевропейской.

«С самого начала Руси дела нашего отечества приняли иной ход, совершение, отличный от западноевропейского», - писал Н.Г. Устрялов.

Погодин обосновывал это положение особенностью географических- условий России, предвосхищая основные установки «государственной школы»».

Сахаров А.М.,  Историография истории СССР. Досоветский период, М., «Высшая школа»,  1978 г., с.102-105.