Великие личности как вдохновители / инициаторы по Габриелю Тарду

Заметим, что магнетизируемый подражает магнетизеру, но не наоборот.

Только в так называемой бодрственной жизни и только между людьми, не оказывающими, по-видимому, никакого магнетического действия друг на друга, происходит это взаимное подражание, это взаимное очарование, называемое симпатией в смысле Адама Смита. Поэтому, если я поставил, как основу и начало общества, не симпатию, а обаяние, то это потому, как уже сказано выше, что одностороннее должно было предшествовать взаимному.

И хотя это могло бы показаться удивительным, но без века авторитета никогда ещё не бывало века относительного братства.

Но возвратимся назад. Почему в сущности удивляет нас одностороннее и пассивное подражание сомнамбула? Всякое действие любого из нас внушает окружающим нас людям, свидетелям этого, почти неотразимое желание подражать нашему действию; и если эти последние иногда противятся такому стремление, то это потому, что оно тогда нейтрализуется в них антагонистическими воздействиями, возникшими из представившихся им воспоминаний или из внешних впечатлений. Внезапно лишённый, при помощи сомнамбулизма, этой силы противодействия, сомнамбул может служить нам как указание на пассивную подражательность социального существа, поскольку оно социально; иначе сказать, в какой мере находится оно в сообщении исключительно лишь с подобными себе и, прежде всего, с одним из себе подобных. Если бы социальное существо не было в то же время и существом естественным, чувствующим и открытым для впечатлений внешней природы, а также и для влияний обществ, посторонних с его собственным, то оно было бы совершенно неспособно к изменению. Подобные сообщежители навсегда оставались бы неспособными изменить самопроизвольно тип идей или традиционных потребностей, заложенных в них воспитанием, родителями, вождями, жрецами, представляющими в свою очередь копию с прошедшего.

Некоторые из известных нам народов стоят замечательно близко к условиям моей гипотезы. Вообще, все возникающие народы, как и дети в раннем возрасте, остаются совершенно индифферентными, нечувствительными ко всему тому, что не касается человека, человеческого вида, похожего на их собственный, человека своей расы, своего племени. Сомнамбул - по словам Маудсли - видит и слышит только то, что входит в содержание его сна. Иначе сказать, вся сила его верования и желания сосредоточивается около одного и единственного полюса. Не таково ли как раз и действие повиновения и подражания вследствие ослепления, очарования, несомненно чисто нервное, эта своего рода бессознательная поляризация, производимая любовью и верой?

И сколько великих людей от Рамзеса до Александра, от Александра до Магомета, от Магомета до Наполеона поляризовали таким образом душу своих народов!

Сколько раз продолжительная фиксация взора на этой блестящей точке - славе или гениальности какого-нибудь человека повергала в каталепсию весь народ! Оцепенение в сомнамбулистическом состоянии, как известно, есть только кажущееся; оно лишь скрывает под собой чрезмерное возбуждение. Отсюда те необычайные поступки и ловкость, с которою сомнамбул выполняет их, нисколько не задумываясь. Нечто подобное можно было наблюдать в начале нашего века, когда совсем оцепеневшая и в то же время крайне возбуждённая, пассивная и в то же время распаленная лихорадочным огнем, воинственная Франция повиновалась одному лишь жесту своего царственного магнетизера и совершала чудеса.

Этот атавистический феномен как нельзя более способен погрузить нас в глубину прошедшего и дать нам понять то действие, какое оказывали на своих современников те великие полубаснословные личности, которых ставят во главе своей истории различные цивилизации и которым их легенды приписывают создание ремёсел, открытие научных фактов, установление законов, - каковы например Оаннес в Вавилонии, Кетцалькоатль в Мексике, божественные династии, предшествовавшие Менесу в Египте, и проч. Обратим в особенности внимание на то, что все эти бого-цари, это общее начало всех человеческих династий и всех мифологий, были изобретателями или вводителями иностранных изобретений, одним словом - инициаторами.

Благодаря глубокому и сильному изумлению, вызванному их первыми чудесами, каждое их слово, каждое их повеление как будто настежь распахивало необъятно широкие ворота, в которые устремлялись все бесчисленные смутные надежды, которые оно порождало, потребность в вере без идеи, потребность в деятельности без средств для действия.

Габриель Тард, Законы подражания, М., Академический проект, 2011 г., с. 70-72.