Связь гениальности и болезней по В.П. Эфроимсону

«... вернёмся к трём моментам, к трём исключительным сочетаниям, когда психопатия и психоз действительно положительно коррелируют с гениальностью.

Первая из них – эпилепсия-эпилептоидность, связанная, с одной стороны, со способностью бесконечно, методично, назойливо копаться в мелочах, с невероятной настойчивостью. А с другой стороны - с безудержным аффектом и с всепроникающим стремлением к компенсаторному демонстрированию своей хорошести, даже наилучшести. Самой яркой фигурой этого типа является, пожалуй, Фёдор Михайлович Достоевский, с доминантно-мономерным наследованием комплекса  эпилепсия-эпилептоидность не менее чем в трёх поколениях, у 8-9 членов его семьи. Возможно, что впоследствии самым крупным и значительным в творчестве Достоевского будет признано то, что этот «жестокий талант» сумел ещё в конце XIX века провидеть и художественно доказать беспримерную опасность для человечества ничем не сдерживаемых аффектов самоутверждения. Чёткая связь между психопатией-психозом обнаруживается и в тех случаях, когда патологическая извращённость мышления или восприятия мира позволяют художнику найти какую-то свою, ни на что не похожую точку зрения, своё совершенно особое видение мира, обладающее интенсивностью «взгляда дикаря». Может быть, сюда относится и акцентированная эротомания больного туберкулёзом Обри Бердслея, так ярко выразившаяся в его потрясающих рисунках; и пусть не будет забыто его распоряжение сжечь его архив - распоряжение, написанное «в моей предсмертной агонии».

Может быть, в связи с этим стоит упомянуть, что некоторые крупные художники страдали серьёзными дефектами зрения (Сезанн, Уистлер и др.), тоже порождавшими особое видение, но уже не на уровне центральной нервной системы, а со стороны глаз.

В некоторых случаях именно психопатичность даёт возможность совершенно по-особому видеть мир, и это видение может стать откровением. Таковы особенности дара Э.Т. Гофмана, М.К. Чюрлёниса, Врубеля, Кафки.

Третий вид связанной с психопатией-психозом гениальности (или поразительной талантливости) вызван теми периодическими тягчайшими спадами настроения и резкими подъёмами энергии, которые характерны для циклотимии и её крайнего психотического варианта, гипертимной депрессии. Если «психопат» или даже больной успел обзавестись до развития болезни достаточным арсеналом знаний, понимания и умений, если болезнь или обстановка не слишком разрушительны, то, будучи почти бесплодным в периоды депрессии, в период подъема энергии (гипоманиакальности) больной (например, Огюст Конт) именно благодаря огромному вкладу энергии, поразительной напряжённости и творческой сосредоточенности может успеть подняться до высочайших вершин человеческого духа. И здесь стоит вспомнить слова Бальзака:  «Интенсивность - это всё».

Кстати, именно маниакально-депрессивный психоз, то есть именно биполярность, переход от депрессии к возбуждению обычно наследуется чётко-мономерно и здесь следует ожидать в восходящих и нисходящих поколениях случаев выдающейся продуктивности. Но следует чётко различать эти циклические смены депрессии повышенной активностью от односторонних (монополярных) спадо-депрессий, часто имеющих ненаследственную природу (например, инволюционную). Последние встречаются гораздо более часто. Вполне доступен объективной оценке вопрос о том, является ли основная идея творца бредовой или она имеет существенное обоснование, логичны ли его построения или идут по порочному кругу. В конечном счёте, подавляющее большинство проблем диагностики психозов решается критерием практики: сохраняет ли человек трудоспособность или она резко и хаотически снижается, притом именно по причине психического дефекта, а не из-за физического или социального неблагополучия.

Обнаруживаемая связь между психозом-психопатией и гениальностью-талантом, хотя и слабая, даже единичная, имеет целый ряд причин, о которых мы в значительной степени сказали выше, говоря об акцентуациях личности. Добавим ещё, что безудержная целеустремленность, сконцентрированность гения на поставленной задаче и работоспособность, не иссякающие до тех пор, пока плоды их труда не получают оформления и признания, со стороны могут представляться психотичностью или психопатичностью (подробнее об этом мы поговорим в разделе, посвящённом «рефлексу цели»).

Резюмируя, можно подчеркнуть, что показная или естественная эксцентричность выдающихся талантов или гениев не даёт ни малейших прав считать их психопатами или психотиками. Три формы связи своеобразной или интенсифицированной продуктивности - эпилепсия-эпилептоидность, особое видение, гипоманиакальные периоды сверхактивности - количественно редки среди выдающихся талантов и гениев.

Никакой критики не выдерживает связывание гениальности и высокой одарённости ни с сифилисом мозга, ни с сенильным психозом. Творчество заканчивается до развития этих поздних болезней, обрывается ими. Вспомним мопассановское: «Я превращаюсь в животное». Никаких каузальных связей между одарённостью и этими дефектами не установлено, они развиваются на основе особых механизмов.

Основной же механизм гениальности и высокой творческой одарённости - резкое повышение интеллектуальной напряжённости, причем из клавишей эндогенных точно установлено четыре, достаточно мощных: подагрическая гиперурикемия, гиперадреналинемия (Марфан), синдром Морриса (тестикулярная феминизация), гипертимная депрессия в фазе подъёма. Гораздо большее число клавишей, с гораздо более многочисленным представительством имеет своей основой импрессинг и социальные источники. Изучение механизмов импрессинга и социальных клавиш (оба механизма взаимосвязаны) - необычайно перспективный путь ускорения прихода эры «сверхгуманизма» (Джулиан Хаксли).

Всё изложенное, как нам кажется, достаточно объясняет и естественность возникновения, и ложность посылок, на которых строилось представление о связи гениальности с безумием. Идея отведена на надлежащее, иерархически невысокое место, и показано, в каких направлениях может оказаться плодотворной её дальнейшая разработка. Несравненно более важной, на основе представления о безграничности потенциальных возможностей человеческого ума, оказывается разработка методов стимуляции этих потенций, методов, базирующихся на принципе импрессинга.

Заканчивая этот раздел, следует подчеркнуть значение трудов многих исследователей, собравших бесценные фактические материалы по патографии гениальности, особенно следует отметить гигантский труд Ланге-Эйхбаума и Курта (Lange-Eichbaum W., Kurth W.,  Genie, Irrsinn und Ruhm und Pathographie des Genies, 1967) и указать, что проблема не имеет однозначного решения и должна решаться максимально и индивидуально дифференцированно. Эта проблема уже не может решаться банальными общими фразами и трафаретными высказываниями. Она конкретно, аналитически изучаема и имеет  грандиозные, неисчислимые выходы в практику.

Возможно, что пока наиболее ценным выводом является установление принципов постижимости причин гениальности и множественности её механизмов. Не менее важно установление глубины нашего незнания того, что необходимо знать, о гениях прошлого, а также кое-чего из того, что именно нам нужно узнавать о них и тем более о гениях настоящего времени. Важно установить вновь, что «мы ленивы и нелюбопытны», хотя этот упрёк Пушкина по поводу нашего незнания творчества Грибоедова, как заметил В.Б. Шкловский, исправлен Ю. Тыняновым. Становится ясным, что гениев надо не только рано отбирать, но что их становлением можно управлять, что они часто гаснут из-за множества случайного, из-за отрицательных импрессингов, создающих у них определённые ценностные параметры.

Возникает необходимость в создании исследовательских программ в области, которую можно назвать исторической генетикой - генетикой исторических личностей, отнюдь не только государей и полководцев, но и вообще всех гениев человечества, секреты взлётов и падений которых нужно искать не только в их социальной среде, но и в их личностных особенностях. Возникает необходимость развития как бы генетической истории, учения о роли наследственных положительных и отрицательных вариантов в истории как одного из факторов её  индетерминированности, как одного из слагаемых её «случайностей». Ведь оказывается (и в XX веке только неумный догматик может это отрицать), что появление подобных вариантов в какой-то мере закономерно порождается неисчерпаемой наследственной гетерогенностью человечества. К сожалению или к счастью, появление таких вариантов и их влияние на развитие человечества остается непредвиденным».

Эфроимсон В.П., Педагогическая генетика. Родословная альтруизма, М., «Время знаний», 2010 г., с. 111-115.