Творческая работа «на пределе» возможностей и отдых по М.Л. Ростроповичу

«Как удаётся Ростроповичу выдержать такой темп и размах? Что помогает ему в этом? Предельная интенсивность, которую он превращает в привычное состояние, закономерно требует прежде всего особого режима предконцертной работы, занятий на инструменте, во многом отличающихся от того, что было принято исполнительской практикой и ею, казалось бы, проверено. Ростропович и сюда вносит своё понимание, проявляя тонкую психологическую наблюдательность и склонность к эффективной рационализации, без опаски поколебать привычное.

Когда я в 1966 году расспрашивала об этом Ростроповича, он отвечал на мои вопросы так:

- Опыт привёл меня к отрицанию системы в занятиях на инструменте. Если человек с девяти утра регулярно усаживается за виолончель, как за работу, - это не искусство. Любая привычка противопоказана искусству. Я упражняюсь в любое время суток - утром, вечером, ночью - сколько нужно, сколько требуют обстоятельства. Дважды в жизни я играл на виолончели по девять часов в день - исключительные случаи. Что важно для успеха дела? Не приёмы, не регулярность работы, нет. Важно желание, страстное желание что-то сделать, чего-то добиться.

Волевые качества можно выковать. Воля нуждается в «самозатачивании». Что помогает?

Смена родов деятельности. Так сохраняется свежесть восприятия. Регулярность - враг искусства. Я много концертирую. Уезжаю надолго в концертные турне. Начинаю скучать по ученикам. Возвращаюсь в Москву. Целые дни провожу в классе с учениками. Занимаюсь с упоением. Потом вновь тянет самому поиграть. Снова уезжаю. И так ежегодно. Ещё одно соображение: нельзя привыкать к творческому благополучию, обрастать житейским «жирком». Скажу неожиданное: человеку даже полезны трудности, борьба. Душевное благодушие притупляет эмоции. […]

Я заметил: стоит днём поспать, успокоиться - я играю вечером на концерте хуже, благодушней, глаже. А вот если я зол, на себя главным образом, если силы как будто на пределе, - тогда играю удачно, ярче, «с искоркой»...

А разве критика, порой жестокая, которую многие годы испытывал Шостакович, не была стимулятором его творчества, не заставляла его интенсивней работать?

- Но человеку хочется радости и благополучия. Он хочет верить, что родился на свет, чтобы жить счастливо.

- Понятие счастья относительно. Человек должен быть «заряжен» энергией, а благополучие развивает апатичность. Её  наблюдаешь у американцев: «расшевелить» их трудно, одолевает скука.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович однажды сказал не без юмора: «Подумайте, у Баха было два десятка детей. Что ему оставалось? Чтобы их прокормить, он обязан был регулярно сочинять гениальную музыку».

- Следует допустить, что в высказанной категорической точке зрения имеет значение Ваш, субъективный темперамент, характер, склонности, привычки.

- Безусловно. И методику занятий для себя выработал соответственно характеру. Люблю работать с увлечением. Тогда сроки овладения сочинением сокращаются. Рекордный срок в моей практике - Первый виолончельный концерт Шостаковича: второго августа 1959 года получил ноты, а шестого августа играл концерт автору наизусть.

- Как же вы работаете?

 - Так, что у меня никогда не устают мышцы рук. Устаёт голова.

Первоначально учу новое сочинение без инструмента, с нотами. Беру клавир и стараюсь представить звучание с помощью внутреннего слуха. Вслушиваюсь во все гармонии, переходы, разбираю форму. Определив, как мне хотелось бы играть, сажусь за фортепиано и «прощупываю» музыкальную ткань, и виолончельную партию подпеваю. Затем играю произведение на виолончели. Целиком. Со стороны послушайте: каскад фальши. Темпераментной фальши. Но я должен сразу представить, как нужно играть, какими «мазками». Потом уж расставляю правильные штрихи, аппликатуру и учу тщательно… В заключение - снова темпераментно, «в мыле» проигрываю произведение и определяю, какие его части, куски нужно «подравнять». […]

Ведь музыкальное произведение - зашифрованное настроение композитора. Моя задача –  возродить эмоциональное состояние, которое вылилось в музыкальный образ, играть так, чтобы эмоцию, настроение как бы возвратить публике. Конечно, понимаю, что полностью такую задачу не выполнить, но максимального приближения к замыслу композитора я обязан достигнуть. Помнить весь репертуар помогает то, что я играю на фортепиано. Играю наизусть все аккомпанементы и охотно заменяю в консерваторском классе пианиста-концертмейстера. Не могу сбиться, не могу забыть потому, что ясно слышу, представляю всю фактуру.

Самая надёжная страховка для инструменталиста - знать фортепианную партию, знать оркестровую партитуру. Так всегда поступали Фёдор Шаляпин, Джордже Энеску. За все годы работы я ошибся на эстраде дважды - не думаю, что это много, учитывая интенсивность концертной практики». 

Хентова С.М., Ростропович, СПб, «Культ-информ-пресс», 1993 г., с. 128-133.