Россия (СССР)
Советский поэт, ответственный секретарь Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР.
О юности: «Я работал при почти полном отсутствии поэтической культуры, при слабом знакомстве с общей... Я переходил от темы к теме, от одного случая эпигонства к другому, и ничего не получалось».
Александр Прокофьев, Этапы работы, «Рабселькор», 1935 г., № 19-20, с. 13.
«Жил в Комарове глава нашего городского Союза писателей поэт Александр Прокофьев. Мы с ним и дружили, и враждовали. Он меня выдвинул секретарём Союза и в то же время мог наорать на меня, разъяриться, если я начинал его оспаривать, я ему говорю: «Что вы орёте на меня, что я вам, мальчишка?» - хлопал дверью, уходил из секретариата, он через день, через два возвращал меня.
Диктаторство, произвол, не хочется рассказывать, что он вытворял, но писатели терпели, потому что в душе своей он был благородный человек, и ему за нас попадало крепко. Он любил Ахматову и старался помогать ей, защищал. С другой стороны, такого писателя, как Мирошниченко, который доносами погубил немало людей, Прокофьев открыто не терпел (между прочим, он тоже здесь жил, в Комарове), отвратителен ему был доноситель-провокатор Евгений Фёдоров и прочая кодла.
Прокофьев прекрасно понимал, что есть настоящая поэзия, настоящая литература, это для талантливого человека всегда создает тяжёлые конфликты с бездарью, а Прокофьев был очень талантлив.
Он прошёл через революцию, Гражданскую войну, пережил романтику революции, её ужасы, её восторг - всё вместе, но сложность Прокофьева была в том, что в крови у него была законопослушность, хотя это не обязательно плохое качество.
«Богу богово, кесарю кесарево», дано это правительство или этот закон - и я должен его выполнять, даже такой еретичный человек, как Тимофеев-Ресовский, мой Зубр, когда играли «Интернационал», всегда вставал первым, то же самое и Прокофьев. Он чтил Сталина, после Сталина так же чтил Хрущёва.
Когда на очередной встрече с Хрущёвым поэт Сергей Смирнов при мне сказал Хрущёву: «Вы знаете, Никита Сергеевич, мы были сейчас в Италии, многие принимали Прокофьева Александра Андреевича за вас».
Хрущёв посмотрел на Прокофьева, как на свой шарж, на карикатуру: Прокофьев был такого же роста, как Хрущёв, с такой же грубой физиономией, толстый, мордатый, нос приплюснут, ну никак не скажешь, что поэт, и большой поэт, посмотрел Хрущёв на эту карикатуру, нахмурился и отошёл, ничего не сказав. Прокофьев чуть не избил этого Смирнова.
Прокофьев не хотел быть похожим на Хрущёва, но в то же время был уязвлен обидой Хрущёва. Несмотря на свою внешнюю мужиковатость, он был тонким, начитанным и умным человеком.
Однажды меня вызвали в Большой дом, там было какое-то глупое совещание писателей, которых уговаривали писать о чекистах. В перерыве отвели на выставку «История ЧК». Там висел портрет Прокофьева «Почётный чекист».
Он никогда не упоминал об этом периоде своей жизни, в том молодом юношеском периоде было много всякого».
Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «ОЛМА Медиа Групп», 2011 г., с. 214-215.
«Союз. Бываю там относительно редко. На заседаниях. По делу. Репутация каждого из нас в Союзе, точнее в руководстве Союза, меняется, и при этом меняется часто и, в большинстве случаев, по причинам для нас загадочным. За дверями комнаты президиума и парткома меня могут ругать, перетолковывать мои слова, приписывать то, чего я не говорил, а оправдаться невозможно. Всё это делается заглазно. Узнаёшь об этом, когда тебе вдруг не дадут лимита промтоварного, или по выражению лица кого-нибудь из причастных к власти.
Поэтому писатели так нервно принимают даже такой, казалось бы, пустяк, как выдача, допустим, табачных талонов.
Правда, следует признать, что Прокофьев, стоящий сейчас во главе Союза, в основе своей человек порядочный и чистый. В трудные дни после постановления ЦК держался с достоинством и без панической суетливости. Но и он нервен, подозрителен и, следовательно, не может не слушать, когда за закрытыми дверями по слухам и сплетням делают выводы о том или другом члене Союза.
Кроме этого общего явления в Союзе бывают события частного порядка. Происходят столкновения в самом президиуме, что тоже без всякого твоего участия втягивает тебя в некие сложности. Например, сейчас, как будто, если верить слухам, ссорятся Друзин и Прокофьев. И Друзин, желая доказать, что Прокофьев плохой руководитель, утверждает, что по вине его, Прокофьева, ряд писателей (в том числе и я) мало участвуют в общественной работе. Как же я отношусь ко всему этому? Говоря по чести, в основном спокойно».
Шварц Е.Л., Запись в дневнике от 28-30 сентября 1947 года / Позвонки минувших дней, М., «Корона-принт», 1999 г., с. 23.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
