Этика творчества по Н.А. Бердяеву
«Большое нравственное значение творчества состоит в том, что оно неэгоистично.
Бердяев считает, что при эгоистической настроенности ничего нельзя добиться, сотворить, нельзя полностью отдаться вдохновению, вообразить себе мир лучший.
Творец как бы забывает о себе, отрекается от себя, что сродни аскезе. Бердяев считает, что опыт аскезы погружает человека в самого себя и направлен лишь на самоспасение. С этим можно спорить, такое понимание аскезы ограничено - ведь любой поведенческий акт имеет разные мотивы у различных людей.
Как говорил Серафим Саровский, необходимо спасать свою душу, и тогда рядом с тобой спасутся многие. Безусловно, это не рецепт для всех, и, собственно говоря, такое понимание аскезы в целом не противоречит системе взглядов Бердяева, так как он критикует аскезу внешнюю, которой следует «обмирщенное» христианство. Но ведь есть акскеза внутренняя, когда это - потребность души, творчество внутри себя, а тем самым и вокруг себя. Может быть, человек не готов сразу отдавать творчество миру и ему необходимо пройти через опыт самоусовершенствования, чтобы эта отдача была больше.
Сам Бердяев говорит, что в творчестве тоже есть своя аскеза, но иного рода «Творчество всегда предполагает жертву» (первая ступень аскезы), и творчество всегда есть «самопреодоление и выход из пределов своего замкнутого личного бытия» (Бердяев Н.А., О назначении человека. Опыт парадоксальной этики, Париж, 1931 г., с. 140.) (вторая ступень аскезы).
Так что, как видим, аскеза - это также творчество, её характеристики попадают под действие творческого акта в понимании Бердяева.
Творчество носит напряжённо личный характер, вместе с тем предполагая личное самозабвение, что также можно сказать об аскезе. Творить невозможно, если в человеке постоянно присутствует лишь чувство греховности и смиренность. Но одно не исключает другого, ибо творчество - это переход души в иной план бытия. Это значит, что душа может жить в нескольких планах, может одновременно смиренно каяться и дерзновенно творить. […]
Бердяев считает, что значение творчества в этике двояко: во первых, всякое творчество, познавательное или художественное, имеет нравственную ценность, во-вторых, собственно нравственный творческий акт, нравственная жизнь, оценки, деяния носят
творческий характер: «Творческое напряжение есть нравственный императив и притом во всех сферах жизни». (Бердяев Н.А., О назначении человека. Опыт парадоксальной этики, Париж, 1931 г., с. 141.)
Такое отношение к жизни, по его мнению, есть не просто право человека, а его долг и обязанность, ибо оно дает возможность приблизиться к подлинному бытию, к первоистине. […]
Человек, по убеждению Бердяева, изобретатель и творец, для него не существует статичного, раз и навсегда данного нравственного порядка, подчиненного единому нравственному закону.
Всякая нравственная норма творится заново для каждого неповторимого человека, и не может быть общего подхода к каждой личности. Свободу Бердяев считает энергией творчества нового, небывшего, поэтому этика творчества есть энергетическая и динамическая этика. […]
Этика творчества отлична не только от этики закона, но и от этики искупления, так как для этики творчества нравственной целью жизни является не самоспасение, не искупление вины, а творение нового, создание ценностей (и не только нравственных). В отличие от этики закона, которая исходит от мира и направлена на личность, этика творчества направлена от личности на мир. «Не страх наказания и ада, а бескорыстная и отрешённая любовь к Богу и божественному в жизни, к правде и совершенству, к положительной ценности должна быть признана положительным нравственным мотивом. И на этом строится этика творчества» (Бердяев Н.А., О назначении человека. Опыт парадоксальной этики, Париж, 1931 г., с. 143.)
Внутри христианского мира, как пишет Бердяев, противоборствуют две моральные направленности: смирение и творчество, сходство их состоит в том, что обе они основаны на жертве, но характер их жертвенности различен.
Жертва смирения говорит о готовности отказаться от личного творчества при постоянной заботе о личности, о её совершенстве. Жертва творчества, напротив, говорит о готовности забыть о личности, и при утверждении личного творческого вдохновения воплотить его в совершенных произведениях и ценностях для мира.
Сам Бердяев говорил, что зачатки этики творчества есть в Евангелии, но христианство их не раскрыло. Закон начинает борьбу со злом и грехом, искупление завершает её, но это ещё не финал: после этого человек должен ответить на призыв Божий, свободно и дерзновенно творя новый мир.
В нравственном учении Бердяева три типа этики соответствуют трем ипостасям Бога: Бог-Отец (этика закона), Бог-Сын (этика искупления), Бог-Дух Святой (этика творчества).
Строя таким образом свою систему, Бердяев следует древней традиции, когда Бог как центральная точка в круге непостижим и проявляет себя через три свои ипостаси: Отца, Сына и Святого Духа, но идея меонической свободы не укладывается ни в одну из традиционных христианских доктрин тринитарной божественной диалектики».
Вишнякова О.В., Этика Бердяева, М., «Гардарики», 2000 г., с. 54-57 и 64.
Замечу, что для текстов Н.А. Бердяева характерно отсутствие принятых в науке доказательств.