Успешная имитация таланта / творчества – случай с С.А. Соловьёвым

Ещё в средней школе «… возникал совсем не детский прямой вопрос: а кто, собственно, я? Перебирая ответы, один печальнее другого, я испытывал разрывающие душу тягостные мысли о своём ничтожестве, от чего и вправду можно было поседеть. Что, кстати, от подобных мыслей, верно, в свой час, довольно ранний, всё-таки и произошло.

Но это было уже где-то ближе к пятидесяти, и привычная седина моя никогда не была мне в особенную радость, а тогда, в тот миг, я отдал бы за неё все на свете, как говорится, хоть руку на отсечение.

Обуреваемый желанием немедленного реванша, я решился на дьявольский трюк. Перед следующим школьным вечером я потребовал для своего выступления минимум двадцать минут, поскольку заявил, что намереваюсь сыграть собравшимся на фортепиано ни больше ни меньше, как «Поэму экстаза» Скрябина. Где я вычитал это название, до сих пор точно не могу вспомнить. Все были ошарашены.

Лёва (Одноклассник: Лев Додин – Прим. И.Л. Викентьева), по-моему, слегка смятён. Уж он-то превосходно знал все мои так называемые успехи в занятиях музыкой. А занятия эти всё больше и больше заходили в безнадёжный тупик. За инструмент я садился лишь тогда, когда мама по длинному нашему домашнему коридору уходила в глубь его, на кухню. Тут я ставил на пюпитр какую-нибудь  интересную мне книжку и, с увлечением читая её, без разбора лупил по клавишам, лишь бы маме там, далеко на кухне, было слышно, что инструмент тренькает, издает какие-то там звуки - это значило, что я музицирую.

Настал вечер экстаза. Я надел цивильный костюм, нацепил, помню, даже галстук. На сцену выкатили рояль, срывающимся от ужаса голосом я велел поднять крышку. В зале собралась вся школа - даже десятиклассники и педагоги. Я нагло обвёл собравшихся глазами, объявил: «Скрябин. „Поэма экстаза"», сел и, покачивая корпусом из стороны в сторону, задербанил по клавишам нечто вовсе бессмысленное, ну просто бил, куда пальцами попаду. Что-то похожее на игру на фортепиано я, конечно, умел имитировать и свой дикий пианистический бред и абсурдную какофонию по временам прерывал невесть откуда взявшимся гармоническим арпеджио, в эту же секунду выжимая педаль вдохновенно закатывая глаза.

Минут через восемь я закончил и, к невиданному моему изумлению, был встречен шквалом благодарных аплодисментов.

В тот достопримечательный вечер мне стало ясно, что иногда публика бывает не просто «дурой», но какой-то немыслимой патологической идиоткой: под видом эксклюзивного откровения, немыслимого и неконтролируемого художественного экстаза, ей запросто можно впаривать, наверное, любую чушь.

И для меня самого это открытие было потрясением, я не сомневался, что на первой минуте исполнения найдутся нормальные люди, которые вышвырнут меня со сцены. Да и решился-то я на всю эту сомнительную и сверхопасную аферу только от отчаяния. Закрепляя успех, сразу же после окончания выступления я с умным видом пояснил публике, что это была не в чистом виде скрябиновская «Поэма экстаза», но некие фрагменты из неё с моими вариациями и импровизациями на трагические темы. Так сказать, Скрябин-Соловьёв, по аналогии с Бахом-Бузони.

С этих пор начался недолгий период авантюрного моего счастья, основанного на той или иной успешной халтуре. Уже по школьным коридорам пошла слава, что я - своего рода вундеркинд».

Соловьёв С.А., Асса и другие произведения этого автора. Книга первая: Начало. То да сё…, СПб, «Сеанс»; «Амфора», 2008 г., с. 42-43.