Методы решения в творческом коллективе
Методы решения в творческом коллективе
Поиск новых приемов / эвристикСознательный поиск новых приёмов / эвристик
Групповое принятие решенийГрупповое принятие решений
X
Театральные лаборатории при ВТО, как способ обмена опытом
«Кому-то пришла добрая мысль создать при Всероссийском театральном обществе так называемые «лаборатории». Один-два раза в год, собираемые вокруг того или иного опытного мастера, съезжаются коллеги-режиссёры из разных театров. Есть такая лаборатория и у меня. Наши занятия стенографируются, но всех нас греет мысль, что вряд ли кто-нибудь заинтересуется этими стенограммами, а если и заинтересуется, то не скоро; что приведёт того или иного исследователя к стенограммам истинный интерес к проблемам оперной режиссуры, которые волновали нас.
И мы без стеснения и откровенно высказываем друг другу эти «проблемы», так как режиссёр по многим вопросам своей творческой жизни может «поплакаться» только товарищам по профессии. Другие не поймут. Здесь временно «одиночество» режиссёра перестает существовать. Он в коллективе людей своей профессии.
В лаборатории всегда полезно выслушать от коллег искренние и квалифицированные замечания, поневоле тактичные, ибо они профессиональные. А раз профессиональные, значит действенные. На занятиях лаборатории мы часто критикуем друг друга, но это критика дружественная, потому что все понимают: «суровая критика» в адрес деятеля театра - это, по существу, убийство художественной инициативы. Доказано, что взыскательному художнику похвала помогает более, чем ругань. Похвалы непременно заставляют его понять самого себя, а значит, заставляют звучать струны самокритики, что очень важно. Когда же художник не имеет потребности сам себя «по косточкам» разбирать, то и критика со стороны ему не поможет. Парадокс? Нет. Очень критиковали Художественный театр в первые годы его блистательной жизни. Но существовали и нейтрализующие эту критику похвалы. Театр выжил.
Смелые опыты оперного режиссёра почти наверняка в наше время вызовут ругань (в той или иной форме) со стороны критика, радеющего за музыку. Но в том-то и дело, что опера - не музыка, а драма, написанная музыкой. Это другая природа искусства. О подобной «тонкости» многие критикующие режиссёров музыкального театра не ведают. Их этому не учили. Но тем не менее, они обрушиваются на оперных режиссёров с часто ошеломляющей по наивности примитивностью. Смотрю на коллег - членов лаборатории и думаю: хватит ли у каждого из них сил, принципиальности... Некоторые уже стали иллюстраторами музыки театральными картинками. Их хвалят, не думая, что хвалят за капитуляцию. Горько! Но когда у кого-то из режиссёров блеснёт самостоятельный образ и вызовет к себе участие и интерес - это общая победа и все в лаборатории этому радуются!
Занятия режиссёрской лаборатории - прежде всего часы откровенного разговора без смущения, без желания показаться умнее, чем есть на самом деле. Здесь говорят, не скрывая сомнений, - смело высказывая то, что пришло в голову, смело говоря любую «глупость».
Раскрепощение мысли и доверчивость - вот чего не хватает в общении режиссёра с актёром. Это «синяя птица», которую можно поймать при абсолютном доверии друг к другу. Но нужно ли и возможно ли такое полное доверие между режиссёром и актёром? Полезно ли оно индивидуальному творческому процессу актёра, художника, режиссёра? Элемент «себе на уме» всегда присутствует в работе режиссёра с актёром, с художником, с дирижёром. Каждый из них - неповторимая индивидуальность, каждый из них по-своему «обманывает» партнёра, обманывает во имя общего дела.
А на занятиях лаборатории мы договорились о том, что каждый имеет право говорить «глупости». Но никто не имеет права глумиться над «глупостью» или выносить её на обсуждение за пределы лаборатории. Я придаю огромное значение этим часам наивности и доверчивости, на которые режиссёр в театре, увы, права не имеет.
Темы встреч разные: от проблемы работы с певцом до социологии, от поисков интонации певческой фразы, жеста, «вздоха» до анализа музыкальной драматургии. Полезны и интересны бывают краткие отчёты-исповеди каждого из участников лаборатории. Что ставил? Получилось ли? Что не получилось? С какими вопросами пришлось встретиться, как их удалось (или не удалось) решить?..
Иногда возникают на этих встречах чувства немного грустные, горькие. Что-то незавершено или начато поздно. Профессия, которая должна повелевать в опере и славить её, часто находится в каком-то отчуждении. Стремление коллег к утверждению нового натыкается на невежество. Да и сами режиссёры робки от неуверенности. Иной красиво говорит о великой «правде жизни» на сцене, а в собственных его спектаклях дальше босых ног да подлинной колки дров дело не идёт. И то и другое приемлемо, если это образ, а если просто... босые ноги и колка дров?
Лабораторные споры призваны утверждать консолидацию современной режиссуры. Но скажем откровенно, что до подлинной консолидации ещё далеко. режиссёры лучше говорят о своих художественных желаниях, чем претворяют их в жизнь. Сценические иллюстрации всё ещё преобладают на оперных сценах, а собственное режиссёрское мышление, рожденное своим пониманием партитуры, отсутствует.
Встречи бывают в Москве, бывают в разных городах и даже странах. Были встречи в Новосибирске, Таллине, Мюнхене, Гамбурге... Встречи друг с другом, с артистами разных театров, композиторами, директорами, режиссёрами. Выясняется, что режиссёры - это армия, которая стремится к одной цели, хотя бойцы её по-разному пользуются общими оружием - методом. Единые интересы в искусстве цементируют дружбу, которой так не хватает на земле.
Во время наших поездок мы встретились со знаменитым немецким композитором Карлом Орфом. Мы побывали на его опере «Прометеус» в Штутгарде, нашли, что это «очень интересно» (никому не хочется показать отсталость и напороть глупостей, ругая непонятное). Поразило, однако, не то, что пелось и как пелось, как игралось, как поставлено и оформлено, но и ничтожно малое количество зрителей в зале. Когда я представляю такое на своем спектакле, мне становится не по себе: что-то мрачное встает перед глазами, хуже могилы, и в животе страшный холод... ужас! Так мы познакомились с композитором, у которого ничего не поняли, которого пожалели, за которого испугались. Но вскоре, уже в Мюнхене, мы снова встретились с ним - в частном доме, на вечеринке. Боже мой, какой это славный, веселый и общительный человек, демократичный, радеющий о развитии музыкального искусства, современного музыкального воспитания. Могилой здесь и не пахло, был сплошной оптимизм, вера в жизнь и творчество. Меня это всегда покоряет, и я уже впопыхах пообещал себе: «Буду ставить эту оперу - «Прометеус». К счастью, скоро остыл, как только ушел из гостей. Но помню Карла Орфа и в высшей степени его уважаю. Я знаю его просветительскую деятельность и с удовольствием думаю: «Ведь вот как бывает - не случайно же он пишет такую оперу? Она от меня за, семью замками, надолго ли? Может быть, и навсегда. А может быть, завтра я пойму её?»
Что объединяет всех прогрессивных оперных деятелей? Ощущение того, что их усилия должны способствовать развитию оперного искусства, его росту, его перманентным изменениям, его движению без предела. Оперное искусство всегда в пути! О его гибели или устаревании нет и речи. Уверенность в жизнеспособности этого великого искусства и рождает поиск, часто мучительный, ошибочный, огорчающий, но поиск. И он бесконечен. Да, в такие моменты чувствуешь себя в семье энтузиастов, породнившихся в стремлении к общей сверхзадаче».
Покровский Б.А., Ступени профессии, М., «Всероссийское театральное общество», 1984 г., с. 180-182.