Истолкование прорицаний у древних греков

«Интерес к мантическому искусству, который обнаруживают греческие мыслители и философы, был не только чисто прагматическим, но, прежде всего, теоретическим. Так, сформулированное ещё стоиками и закреплённое Цицероном деление мантики на естественную и искусственную, положило начало исследованиям прорицательной деятельности с точки зрения постижения различных оттенков экстатического состояния, связанного с самим феноменом прорицания. Для нас же наибольший интерес может представлять рассмотрение техники прорицательной  деятельности, её способов и методов как основ философии понимания.

Истолковывающее прорицание как метод толкования, известный со времен архаической древности, включало в себя, главным образом, чтение примет и знамений или чудес. В основе истолковывающего прорицания лежала практика манипулирования событиями.

Манипулированные события, таким образом, составляли суть истолковывающего прорицания. При этом другие, менее активные формы истолкования были зависимы от проекции, интроекции и свободной ассоциации прорицателя в такой же мере, в какой сам прорицатель владел  интуитивной техникой прорицания. Эта интуитивная сторона его интеллектуальной деятельности рассматривалась как наиболее важная, связанная со сверхчеловеческими способностями божественного происхождения. В моменты откровений он был причастен к области сверхъестественного и божественного в такой же мере, в какой вся сфера таинственного и невыразимого в словах могла быть искусно переведена им в сферу реально воспринимаемого и понятного. Это не упрощало смысл излагаемого им содержания пророчества, но придавало всему контексту значение непререкаемой истины.

Ясно, что истолковательная деятельность подразумевала определённые знания и навыки, владение которыми повышало статус человека до уровня боговдохновенного прорицателя и пророка - мантиса. Такова, например, Кассандра из «Агамемнона» Эсхила, которая предсказывает будущее и слышит ничему не уподобляемую истину; таков Прометей, который говорит Ио: «Вот тебе доказательства того, что мой разум видит нечто большее, чем очевидное». (Эсхил. «Прикованный Прометей»). Даже сам Аполлон у Эсхила, или, например, у Аристофана в «Плутосе» назван целителем и мудрым мантисом. Дар целительства, предпосланный Аполлону, тесто связан с его пророческой деятельностью, поэтому греки дали ему ещё один титул - Аполлон Алексикакос - Отвратитель зла.

Существовала тонкая грань между теми, кто изрекал пророчества и теми, кто внимал им или кому они предназначались. Часто истолковывающее прорицание начиналось с того, что прорицатель должен был вначале доказать свою способность к раскрытию тех проблем, которые волновали «вопрошателя». Для этого прорицатель использовал самые разные приёмы, порой довольно примитивные.

Например, посредством произнесения последовательности скороговорок, сопровождавших разного рода вопросы, которые он задавал «клиенту»; предполагая то, спрашивая об этом, перепрыгивая с одного предмета на другой до тех пор, пока реакция вопрошателя не открывала ему истинный предмет его интереса. С этого момента прорицатель приступал, собственно, к истолкованию, которое заключалось в том, чтобы вложить определённые идеи или установки в сознание клиента или же передать аудитории, если таковая была, какие-то определённые сообщения и т.п. Иногда прорицатель мог истолковывать знаки, столь характерные непосредственно для его подопечного, что прорицание строилось исходя из психофизических осо- бенностей данной личности. При таком сочетании методов практика истолкования попадала между истолковывающим и интуитивным искусством.

Гораздо более разработанную форму истолковывающего прорицания приобрела практика проведения сеансов гадания, во время которых прорицатель использовал, например, стихи, огромное количество которых самым впечатляющим образом должно было воздействовать на человека. Этот метод, с одной стороны, демонстрировал профессиональные знания и эрудицию толкователя, а с другой - должен был подтолкнуть самого клиента к поиску нужного решения. Такой интеллектуальный вид прорицания (или гадания), был основан на предполагаемом выборе стихов, в которых сам вопрошающий должен был найти актуальный ответ на свой вопрос. Таким образом, интуитивное прорицание могло предполагать (и часто предполагало) определённые физические, психические и моральные испытания для обеих сторон. […]

Прорицатель может усиливать воздействие на аудиторию, привлекая всё своё искусство, сочетать использование методов индивидуального воздействия с привлечением различных дополнительных, искусственных приспособлений. Например, так пользоваться собственным голосом и играть его интонациями, чтобы вызывать впечатление актуального голоса бога или духа, адресующегося непосредственно к вопрошателю или к целой аудитории; использовать несколько разных голосов или целый хор; применять хитроумные приспособления для имитации зрелища божественного образа, выражающего согласие или опровержение; использовать акустические особенности храма или какие-то иные технические приспособления для усиления звука голоса невидимого жреца.

Эта своеобразная риторика, набор профессиональных приёмов, облегчающих передачу послания, заключенного в прорицании, служили визитной карточкой прорицателя, передающего волю богов. Вместе с тем это искусство представляло собой древнейшую коммуникативную методику истолкования, рассматривая которую, следует учитывать верования, социальные запросы, культурные традиции и уровень интеллектуального развития общества».

Шульц Е.Н., Когнитивная герменевтика, М., ИФ РАН, 2002 г., с. 36-39.