Связь научной и философской мысли по Александру Койре
«Итак, история научной мысли учит нас (по крайней мере, я попытаюсь это показать), что:
а) научная мысль никогда не была полностью отделена от философской мысли;
б) великие научные революции всегда определялись катастрофой или изменением философских концепций;
в) научная мысль - речь идет о физических науках - развивалась не в вакууме; это развитие всегда происходило в рамках определённых идей, фундаментальных принципов, наделённых аксиоматической очевидностью, которые, как правило, считались принадлежащими собственно философии.
Разумеется, из этого отнюдь не следует, что я отвергаю значение открытия новых фактов, новой техники или, более того, наличия автономности или даже внутренней закономерности развития научной мысли. Но это уже другая история, говорить о которой сейчас не входит в мои намерения. Что касается вопроса о том, положительным или отрицательным было влияние философии на развитие научной мысли, то, откровенно говоря, этот вопрос либо не имеет большого смысла - ибо я только что со всей определённостью заявил, что наличие некоей философской обстановки или среды является необходимым условием существования самой науки, - либо обладает очень глубоким смыслом, ибо приводит нас вновь к проблеме прогресса - или декаданса - философской мысли как таковой.
Действительно, если мы ответим, что хорошие философии оказывают положительное влияние, а плохие - менее положительное, то мы окажемся, так сказать, между Сциллой и Харибдой, ибо в таком случае надо обладать критерием «хорошей» философии... Если же, что вполне естественно, судить по конечному результату, то, как полагает Декарт, в этом случае мы оказываемся в ситуации порочного круга.
Более того, следует остерегаться слишком поспешных оценок: то, что вчера представлялось превосходным, сегодня может не оказаться таковым, и наоборот, то, что вчера было смехотворным, сегодня может оказаться совсем не таким. История демонстрирует достаточно таких поистине ошеломляющих колебаний от одной полярности к другой, и если она никоим образом не обучает нас «воздержанию от суждений» (греческое слово), то, вне всякого сомнения, она учит нас осмотрительности.
Мне могут, однако, возразить (прошу прощения, что так долго останавливаюсь на предварительных замечаниях: они представляются весьма существенными), что даже если я прав, т.е. если даже сумею доказать - ибо до сих пор я просто утверждал это, - что развитие научной мысли подвергалось влиянию - и далеко не тормозящему - со стороны философской мысли, то всё равно это касается только прошлого, но отнюдь не настоящего или будущего.
Короче говоря, единственный урок истории состоит в том, что из неё нельзя извлечь никакого урока. Да и вообще, что представляет собой эта история, особенно история научной или технической мысли? Кладбище ошибок, коллекцию чудищ, выброшенных на свалку и пригодных разве что для фабрики вторсырья? «Кладбище забытых теорий» или же главу «Истории человеческой глупости»? Такое отношение к прошлому, более характерное для технарей, чем для великих мыслителей-творцов, признаемся, вполне нормально, хотя не столь уж неотвратимо и, менее того, оправданно. Оно вполне нормально для человека, оценивающего прошлое, давнопрошедшие времена с точки зрения настоящего или будущего, к которому он устремлен в своей деятельности. И действительно, обращая вспять течение времени, он сталкивается со старыми теориями в канун их смерти - с одряхлевшими, высохшими, закостенелыми.
Одним словом, перед нами предстаёт острогротескный образ «той, которая была прекрасной Ольмьер», как её создал О. Роден. Только историк обнаруживает каждую из них в момент её цветущей молодости, в расцвете красоты; лишь он, реконструируя развитие науки, схватывает теории прошлого при их рождении и видит создающий их порыв творческой мысли».
Александр Койре, О влиянии философских концепций на развитие научных теорий / Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий, М., «Прогресс», 1985 г., с. 14-16.