Гений и его завистники по Клоду Гельвецию
«Гениальный человек говорит себе при свете своей лампы: сегодня вечером я заканчиваю своё произведение, завтра - день награды, завтра благодарная публика воздаст за мои труды, завтра, наконец, я получу венок бессмертия.
Человек этот забывает, что существуют завистники. Действительно, завтрашний день наступает; произведение издано, оно великолепно, а между тем публика не оплачивает своего долга автору. Зависть относит далеко от автора сладкий аромат похвал, она заменяет его отравленным запахом критики и клеветы. Лучи славы почти всегда сияют лишь над могилой великих людей. Кто заслуживает уважения, редко наслаждается им, и кто сажает лавровое дерево, редко отдыхает под его сенью.
Но разве зависть живёт во всех сердцах? Во всяком случае нет такого сердца, куда бы она не проникла. Сколько есть великих людей, которые не выносят соперников, не желают делить уважение ни с одним из своих сограждан и забывают, что на пиршестве славы всякий, если можно так выразиться, должен иметь свою долю.
Даже самые благородные души прислушиваются иногда к голосу зависти; они сопротивляются, но не без усилий, её советам. Природа создала человека завистливым. Желать изменить его в данном отношении - это всё равно, что желать, чтобы он перестал любить себя, всё равно, что желать невозможного. Поэтому пусть законодатель не ставит себе целью заставить замолчать зависть; достаточно, если он сделает ярость её бессильной и создаст, как в Англии, законы, способные защищать заслуги от дурного настроения министра и от фанатизма священника. Это все, чего может добиться мудрость в пользу талантов. Безумие - рассчитывать на большее и надеяться уничтожить зависть. Во все времена ополчались на этот порок, но к чему привели эти выступления? Ни к чему. Зависть существует ещё и в наше время и нисколько не потеряла своей силы, ибо ничто не может изменить природу человека.
Однако есть пора, когда зависть неизвестна человеку, - это пора ранней юности. Тогда мы можем ещё льстить себя надеждой превзойти или по крайней мере сравняться по заслугам с людьми, уже окружёнными общественным уважением; тогда мы надеемся разделить с ними их почёт. В нас, полных уважения к ним, их присутствие вызывает соревнование; мы с восторгом хвалим их, ибо мы заинтересованы в том, чтобы хвалить их и приучить, таким образом, публику уважать в них наши будущие таланты. Таким образом, похвала есть дань, которую молодость охотно воздаёт заслуге и в которой зрелый возраст всегда отказывает ей.
В 30 лет чувство соревнования двадцатилетнего молодого человека превратилось уже в зависть. Если потеряна надежда сравняться с теми, кем восхищаются, восхищение уступает место ненависти. Для гордости здесь выход - это презрение к талантам. Мечта посредственного человека - не видеть человека, стоящего выше его. Сколько завистников повторяют про себя слова не помню какого автора комедии:
Я люблю тебя тем больше, чем меньше я тебя уважаю.
Если не могут уничтожить репутацию знаменитого человека, то от него требуют во всяком случае величайшей скромности. Какой-то завистник упрекал Дидро даже за те слова, которыми начинается его «Истолкование природы»: «Молодой человек, возьми и читай».
Некогда были менее требовательными. Юрист Дюмулен говорит о себе: «Я, не имеющий себе равного и стоящий выше всех людей...» Смирение, которого требуют теперь от авторов, предполагает особенное возрастание гордости читателей. Такая гордость говорит о ненависти к заслуге, и ненависть эта естественна. Действительно, если, заботясь о своём счастье, люди стремятся к власти и, следовательно, к славе и уважению, которые её доставляют, они должны ненавидеть в знаменитом человеке того, кто их у них отнимает. Почему говорят вслух столько дурного об умных людях? Потому, что внутренне чувствуют себя вынужденными думать о них плохо. Когда выигрывают королевский пирог, долго его оставляют богу; когда разбирают по косточкам заслуги выдающегося человека, то у него всегда находят какой-нибудь изъян: это - доля зависти.
Если человек не возвышается над своими согражданами, он желает унизить их до себя; кто не может быть выше, желает по крайней мере жить с равными. Таков человек, и таким он будет всегда. Всякий большой талант является, как правило, предметом ненависти, и этим объясняется готовность покупать пасквили, в которых жестоко критикуют выдающихся людей. Из каких других побуждений стали бы их читать? Из желания улучшить свой вкус? Но авторы этих листков отнюдь не Лонгин и не Депрео, они не имеют даже претензий просвещать публику. Человек, способный написать хорошую книгу, не забавляется критикой чужих книг.
Неспособность самостоятельно творить порождает критика. […]
Почти нет человека, который не способен был бы убедить себя в этом. Если кто обладает здравым смыслом, то он его предпочитает гению. Если он обладает некоторыми небольшими добродетелями, то он ставит их выше величайших талантов. Умаляют все, что не есть мое. Только тот может считать себя свободным от зависти, кто никогда не изучал себя. Защитниками гения, воздающими ему хвалу, являются молодёжь и некоторые просвещённые добродетельные люди. Но их бессильная защита не приносит ему ни влияния, ни уважения. Между тем талант и добродетель обычно питаются уважением и похвалами. Лишённые этой поддержки, они чахнут и гибнут; активность и энергия души гаснут. Это - пламя, которому нечего пожирать.
Почти во всех странах талантливых людей отдают, подобно пленникам у римлян, на съедение диким зверям, и те становятся их добычей. Если гений в немилости при дворе, зависть доканчивает остальное. Она уничтожает всё вплоть до семени его. Заслуга должна всегда бороться с завистью; она устает и покидает арену борьбы, в которой не видит награды победителю. Занятия и славу любят не ради самих, но ради доставляемых ими удовольствий, уважения и власти. Почему? Потому, что вообще желают быть не столько достойными уважения, сколько уважаемыми; большинство писателей, жаждущих минутной славы и думающих только о том, чтобы угодить вкусам своего времени и своей нации, представляют им лишь модные идеи - идеи, приятные сановнику, благодаря покровительству которого они на- деются получить деньги, добиться уважения и даже эфемерного успеха.
Но есть люди, пренебрегающие таким успехом. Это те, кто, перенесясь духовно в будущее и заранее наслаждаясь похвалами и уважением потомства, страшится славы, которую он может пережить. Только этот мотив побуждает их жертвовать минутной славой и уважением в надежде - иногда далекой - на большую славу и уважение. Эти люди редки. Они желают уважения лишь со стороны достойных уважения граждан»
Клод Гельвеций, О Человеке / Сочинения в 2-х томах, Том 2, «Мысль», 1974 г., с. 191-195.