Техника рисунка по Оноре Домье

Теодор де Банвиль вспоминал о технике работы Оноре Домье:

«Он всегда рисовал обломками старых (литографских) карандашей...

И чаще всего пользовался кусочками, которые даже нельзя было наточить, и нужно было приноравливаться, чтобы найти грань, которая была бы послушна любому капризу быстрой руки: эта грань давала штрих более разнообразный и более выразительный, чем глупое идеально заточенное перочинным ножом острие, которое ломается и крошится в горячке работы.

Я сказал бы, что этой привычке употреблять обломки, огрызки, кусочки карандашей, просивших пощады и не получавших её, Домье обязан в какой-то степени широте и смелости своего рисунка, где живой и жирный контур так же насыщен, как и тени и штриховка, если бы не знал, что такие большие достижения не объясняются такими незначительными причинами. [...]

Он начинал с того, что лепил из глины необыкновенно похожие и остроумные фигурки. Эти осязаемые образы оживали под взглядом художника. То была сама жизнь или что-то очень близкое к ней. Они помогали ему вспомнить манеру держаться, выражение лица и самые незаметные особенности, свойственные его оригиналам. В его литографиях появлялась игра света и тени, типичная для рисунка, сделанного со скульптуры. Его литографии отличались не только рельефностью изображения - сама по себе она ещё не создает великого произведения - в них чувствовалось движение и своеобразный колорит. У Домье литография и скульптура не были простым повторением друг друга: они были как бы сёстрами-близнецами».

Другой современник Александр Арсен свидетельствовал:

«Несмотря на большое число заказов, Домье выполнял каждую работу очень добросовестно. Его живые и смелые наброски самых разнообразных сюжетов сделаны как будто очень легко и быстро.

На самом деле они плод долгой и терпеливой работы. В подлинном искусстве все трудности работы скрываются под покровом естественности и легкости. Можно даже сказать, что предельная простота достигается только предельно упорным трудом. Об упорстве, с которым Домье добивался цели, можно судить по литографским камням, над которыми он работал. Камни становились рыжими от бесконечных штрихов вновь и вновь стираемого угля. Потом в этой путанице пересекающихся контурных линий он с удивительной уверенностью находил тот единственный верный контур, который передавал задуманный образ. Таким образом, в каждой композиции он постепенно добивался совершенной формы; но его деятельный ум находил удовлетворение только в работе над несколькими рисунками одновременно. Многие художники, его современники, помнят круглый стол, на котором помещались восемь или десять начатых камней. Он ходил вокруг стола, от одного камня к другому, стирая и прибавляя, то усиливая остроту рисунка, то изменяя выражение какого-нибудь лица. Рисунок определялся и постепенно приобретал ту степень четкости и ту силу, которую мы видим даже в самых незначительных вещах Домье»

Мастера искусства об искусстве в 7-ми томах, Том 4, М., «Искусство», 1969 г., с. 200-201.