Рост научного знания по Даниелу Беллу

«Первый грубый подсчёт - и первое предупреждение о том, что рост знаний порождает проблему их хранения и поиска, - относятся к 1944 году, когда Ф. Райдер, сотрудник библиотеки Уэслианского университета, опубликовал выкладки о том, что книжные фонды американских научных библиотек удваиваются в среднем каждые 16 лет. Взяв в качестве примера для исследования десять колледжей, он показал, что в период с 1831 года (когда в библиотеке каждого из них имелось в среднем по 7000 книг) по 1938 год библиотечный фонд удваивался каждые 22 года; соответствующие же цифры для крупнейших американских университетов за тот же период свидетельствовали, что там удвоение происходило каждые 16 лет.

На примере Йельского университета Ф. Райдер показал, как эта проблема будет выглядеть в будущем: «…В начале XVIII столетия Йельская библиотека имела около 1000 томов. Если бы удвоение происходило каждые 16 лет, их число в 1938 году достигло бы 2,6 млн. томов, фактически же оно составило в 1938 году 2,7 млн., что поразительно близко к «стандартным» темпам роста... Не составляет большого труда подсчитать, что в 1849 году протяжённость книжных полок библиотеки Йельского университета составляла полторы мили, а её карточный каталог занимал приблизительно 160 ящиков. В 1938 году её 2,7 млн. томов занимали полки протяженностью в 80 миль, а каталоги всех видов, размещенные в различных местах, должны были составить порядка 10 тыс. ящиков. Для обслуживания этой библиотеки требовался штат численностью свыше двухсот человек, из которых, вероятно, половину составляли каталогизаторы».

Ф. Райдер размышлял - и эти размышления выглядели в тот период эксцентрично - о том, что произойдёт, если Йельская библиотека будет и впредь продолжать расти «темпами, не более самых консервативных», которыми фонды библиотеки увеличивались в предыдущий период. В этом случае, подсчитал он, в 2040 году Йельская библиотека будет иметь «приблизительно 200 млн. томов, которые будут занимать более 6 тыс. миль полок. Набор её каталогов - если тогда они сохранятся в карточной форме - будет состоять из почти трех четвертей миллиона ящиков, занимающих не менее восьми акров площади помещений. Новые поступления достигнут 12 млн. томов в год, а их каталогизация потребует штата библиографов, превышающего 6 тыс. человек».

Результаты проведённых Ф. Райдером исследований роста американских научных библиотек были распространены Д. Прайсом на оценку всей совокупности научных знаний. В своей первой книге, посвященной этой проблеме, «Наука со времён Вавилона», он стремился нарисовать картину роста издания научного журнала и научной газеты как двух основных индикаторов знания. И тот, и другая были продуктами научной революции конца XVIII века. Они позволяли обеспечить сравнительно быструю передачу новых идей растущему кругу лиц, проявлявших интерес к науке.

Старейшим из сохранившихся журналов являются «Философские труды Лондонского Королевского Общества», впервые опубликованные в 1665 году, за которыми последовали ещё три или четыре подобных журнала других национальных академий европейских государств. Затем число издаваемых журналов стало расти, достигнув к началу девятнадцатого века около ста, к середине столетия - тысячи, а к 1900 году - примерно 10 тыс.

Д. Прайс делает следующий вывод: «Если произвести... подсчёт за период с 1665 года до наших дней, сразу же становится очевидным, что огромный рост количества научных периодических изданий от единицы до порядка ста тысяч происходил с чрезвычайной регулярностью, которую редко можно наблюдать в статистике какой-либо человеческой деятельности и природных  процессов. С большой степенью точности вырисовывается, что это количество возрастало десятикратно каждые полвека, начиная с 1750 года, когда в мире было около десяти научных журналов».

В последующих публикациях Прайс отстаивает идею подсчёта издаваемых газет как способа оценки уровня научного знания. В статье, опубликованной в 1965 году, он писал: «Для самого учёного публикация представляет собой непостижимо мощный, вечный и открытый литературный архив, в котором он читает результаты своих исследований. Только в очень редких и особых случаях ученому приходится иметь дело лишь с собственно научной работой, в которой нет конечного продукта, имеющего литературную форму. К ним относятся скорее патологические случаи, подобные тому, что произошёл с Г. Кавендишем, занятым интенсивными научными исследованиями, но в подавляющей части не публиковавшим свои выводы и открытия. По этой причине они на столетие были потеряны, пока их не обнаружил Дж. Максвелл, всего через несколько лет после того, как эти ценные результаты были независимо получены другими. Являются ли вкладом в науку неопубликованные труды, подобные работам Г. Кавендиша, или те, что остаются неизвестными и не публикуются, потому что числятся государственными секретами? Я считаю, что в целом будет правильным сказать: нет, не являются. Наука, которая не имеет способов передачи своих результатов, - это не наука!

Таким образом, согласно нашему определению, наука - это то, что публикуется в научных журналах, газетах, докладах и книгах. Короче, это то, что воплощается в литературе. Достаточно удобным представляется то, что печатную продукцию намного легче определить, очертить её границы и дать её количественную характеристику, чем что-либо другое, с чем в данном случае приходится иметь дело. Ввиду того что научная литература имеет важнейшее функциональное значение для учёных, она в течение столетий является объектом систематизации с использованием индексов, классификаторов, реферативных журналов и систем поиска... Она подсчитывается, классифицируется и год за годом подбирается в продолжающиеся серии. Например, главный компонент исследовательской литературы может быть определён как публикации в научных сериях, включаемых во «Всемирный перечень научных периодических изданий» - инструмент для ссылок, хорошо знакомый работникам библиотек». 

Даниел Белл, Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования, М., «Academia», 1999 г., с. 239-241.