Воспоминания М.А. Розова о Г.П. Щедровицком

Г.П. Щедровицким «… управляли две достаточно глобальные идеи. Первая заключалась в том, что XX век - это век инженерии, век проектирования. Но любая инженерная деятельность полипредметна, полипредметна в том смысле, что для создания любого проекта, например, проекта моста, нужно знать не только строительную механику, сопротивление материалов, материаловедение и прочие технические дисциплины, но и геологию, грунтоведение, экономику и т.д. В связи с этим Щедровицкий неоднократно говорил о «разложении научных предметов», о создании новых систем знания. Речь, в конечном счёте, шла о создании глобальной методологии как особого типа мышления.

Вот, что он писал в 1981 г.: «Суть методологической работы не столько в познании, сколько в создании методик и проектов, она не только отражает, но также и в большей мере создает, творит заново, в том числе - через конструкцию и проект. И этим же определяется основная функция методологии: она обслуживает весь универсум человеческой деятельности прежде всего проектами и предписаниями. Но из этого следует также, что основные продукты методологической работы - конструкции, проекты, нормы, методические предписания и т.п. - не могут проверяться и никогда не проверяются на истинность. Они проверяются лишь на реализуемость. Здесь  положение такое же, как в любом виде инженерии или архитектурного проектирования».

Увы, но сам Георгий Петрович чаще всего не проверял свои проекты указанным способом. Свою конечную задачу он, вероятно, видел именно в методологическом проектировании, включая и проектирование самой методологии. Я как-то упрекнул его в том, что он сам не реализует своих собственных программ. «Да, - согласился он. - Вероятно, я сам сделал бы это лучше, но я предпочитаю давать работу другим». Он, кажется, верил, что методолог должен занять в обществе одно из ведущих мест. Это напоминало платоновскую утопию.  Но однажды, сидя рядом со мной на заключительном банкете после симпозиума по кибернетике в Тбилиси и глядя на набитый людьми ресторанный зал, он сказал с горечью: «Мы, методологи, им не нужны, они всё сделают сами, потому что их много и у них много времени».

Вторая его идея - это идея коллективной «мыследеятельности», идея организации социальной «индустрии» мышления. Он придавал этому принципиальное значение. Как-то, встретившись со мной в начале 80-х г., он сказал: «Ты - кабинетный ученый XIX века. Ты отстал от жизни. Сейчас науку делают коллективы». Методология должна была определить средства и целевые установки этой интеллектуальной работы, но эту работу надо было ещё организовать в форме массовой деятельности. И здесь московский семинар, который первоначально имел достаточно чёткую предметную направленность, а затем постепенно стал формой обсуждения широкого круга методологических проблем, стал для Щедровицкого образцом и объектом изучения. Участники шутили, что семинар превратился в стриптиз методолога перед зеркалом. Опыт семинара  показывал, что мышление предполагает определённые организационные формы. Это, во-первых. А во-вторых, он свидетельствовал, что при расширении предметной области организационное единство можно сохранить только за счет методологической ориентации. Две идеи Щедровицкого были тесно связаны друг с другом.

Однако задача организации социальной «индустрии» мышления оказалась отнюдь не более простой, чем задача создания или восстановления индустрии без кавычек. У нас и сейчас процветают «беззубые» семинары без жесткой фиксации результатов, без преемственности обсуждений. Чаще всего каждый занят своим делом, не очень интересуясь результатами коллег. Имеет место атомизация научного сообщества. И в этих условиях мы постоянно теряем идеи, происходит разбазаривание не только природных, но и информационных ресурсов в области науки и философии. Увы, но это старая беда нашего научного сообщества, которое не признает «пророков» в своем отечестве.

Первоначально Щедровицкий пытался решить свою задачу за счёт участия своего коллектива в философских симпозиумах и конференциях. Здесь он продолжал вести себя так же, как и на собственном семинаре. Он задавал трудные и острые вопросы, требовал, чтобы докладчик чётко сформулировал свои тезисы и предъявил метод своей работы. Мне он как-то сказал: «Ты неправильно себя ведёшь на конференциях. Ты готовишь дома доклад, который и делаешь. А надо выбрать на конференции основного докладчика, выступить против него, развернуть дискуссию... Твой тезис не так уж и важен, важно, чтобы ты в дискуссии победил. Тогда все пойдут за тобой». Сам он проделывал это неоднократно.

Его деятельность за пределами семинара многих раздражала. Солидные доктора наук, полные чувства собственного достоинства, терялись и мямлили что-то неопределённое в ответ на его вопросы. Раздражало и то, что на конференциях Щедровицкий появлялся в окружении своих молодых учеников, которые очень быстро усвоили внешний рисунок его поведения. Их воспринимали как цепную свору, способную облаять любого докладчика. Традиционное философское сообщество стояло перед старой дилеммой: либо начать мыслить, либо изгнать новоявленного Сократа. И его изгнали, почти перестав приглашать на симпозиумы и конференции. Так было спокойней. Хорошо, что обошлось без цикуты.

Мне кажется, что, оказавшись в полной изоляции, семинар начал постепенно деградировать. «Варка в собственном соку» привела к созданию терминологии, которую уже никто не понимал за пределами семинара. У постоянных участников появилось ощущение своей избранности, свойственное любым сектантам. План создания социальной индустрии мышления явно проваливался. Но это был грандиозный план, который лично у меня вызывает восхищение. Мне кажется, Щедровицкий чётко осознавал свою неудачу, и именно поэтому в своих последних выступлениях он довольно часто резко и зло критиковал интеллигенцию. Впрочем, не исключено, что я здесь ошибаюсь, не имея достаточных данных. Московский методологический кружок и его эволюция - это интересный объект не только для историко-философского, но и для социологического исследования.

И вот здесь появилась идея организационно-деятельностных игр - ещё одна глобальная идея Щедровицкого. С точки зрения его самого, идея эта базировалась на трёх основных «китах»: 1. Марксистская теория деятельности. 2. Практика проведения методологических семинаров. 3. Психолого-педагогические исследования игр детей. Это была ещё одна грандиозная попытка организации коллективной «мыследеятельности», организации социальной индустрии мышления. Важно понять, что она органически вытекала из всей предыдущей деятельности Георгия Петровича. Зародыши этой идеи были уже в том обсуждении «по кругу», в котором я участвовал в 1960 г. Игра организовывалась таким образом, чтобы каждый был втянут в активный процесс мышления. Участников разбивали на небольшие группы. В каждой группе усилиями организаторов (методологов и игротехников) возбуждалась дискуссия по обсуждаемой проблеме. Никто не мог отсидеться или замкнуться в рамках собственной позиции, ибо постоянно ставилась задача подведения итогов и рефлексии по поводу происходящего. Итоговые доклады на общем собрании готовили все участники. По моим наблюдениям, на многих участие в такой игре производило  потрясающее впечатление. Они никогда так активно не мыслили или не мыслили вообще, и вот их втянули в этот процесс, и они, уверовав в себя, почувствовали всю прелесть реализации этой высшей способности человека.

Увы, но организационно-деятельностные игры, как мне представляется, очень быстро превратились в коммерческие мероприятия, в эффективное средство добывания денег. Я думаю, это был честный заработок, но произошла смена задач, некоторое рефлексивное переключение: основная задача стала побочной, побочная - основной. Это, вообще говоря, некоторая общая закономерность в жизни Социума»

Розов М.А., Рождённый мыслить, журнал «Вопросы философии», 2004 г., N 3, с. 140-142.