Умение «держать удар»
Одно из 6-ти качеств творческой личности высокого уровня
Творческая личность - женщинаНачиная с XVIII века в Европе и Америке растёт число творческих личностей - женщин.
X
Суд инквизиции над Жанной д'Арк по Бэрроузу Данэму
«После освобождения Орлеана Жанна уговорила своего медлительного дофина короноваться в Реймсе. Карлу хотелось бы немного выждать, но обстановка требовала, чтобы король Франции был коронован прежде, чем английский претендент заявит свои права на его корону. На пути к Реймсу в маленьком местечке, называемом Патэ, Жанна столкнулась с отступающей английской армией и обратила её в беспорядочное бегство. Карл был коронован, как положено, в Реймсе в воскресенье 17 июля 1429 года. Впервые он встретился с Жанной в феврале, а уже 9 мая она воздвигла алтарь в поле у стен Орлеана, чтобы ознаменовать освобождение города. Всего пять месяцев понадобилось для того, чтобы почти пленника превратить в короля, помазанника божьего! Даже в наши стремительные годы столь быстрая перемена вызвала бы удивление.
После церемонии священного миропомазания Карл, ставший настоящим королём, вышел на площадь, чтобы излечить (как могли это делать, по тогдашним понятиям, короли) страдающих золотухой. Глядя на ликующую толпу, Жанна сказала с видом человека, дело жизни которого завершено: «Какие хорошие, славные люди! Когда я умру, пусть меня похоронят здесь - мне будет так приятно!» «Жанна, а как по-твоему, где ты умрёшь?» - спросил архиепископ. «Этого я не знаю, - очевидно, там, где будет угодно богу. Но я хотела бы, чтобы богу было угодно вернуть меня домой, а там я буду пасти овец вместе с сестрой и братьями. Как они обрадовались бы мне!»
Политика редко открывает возможности для пасторальной концовки - в особенности международная политика, начало которой положила Жанна. Англичане все ещё были во Франции; изменники родины - бургундцы по-прежнему действовали заодно с ними. Жанна не могла прекратить борьбу. Она предприняла поход на Париж, но потерпела неудачу. Осажденная бургундцами в Компьене, она во время одной из вылазок была взята в плен. Это потрясающее событие было равносильно захвату секретного и непобедимого оружия. Англичане стремились заполучить Жанну в свои руки, и после долгих переговоров с бургундцами она досталась им за десять тысяч ливров - поистине королевский выкуп. Однако англичанам пришлось осуществить при этом хорошо продуманный экономический нажим на своих союзников, приостановив обмен английской шерсти на бургундские ткани. Один торгаш всегда поймёт другого, и бургундцы реагировали так, как и ожидали англичане.
Жанна была захвачена в плен 23 мая 1430 года. Несколько недель спустя она выпрыгнула из окна своей камеры в башне замка Борепэр - с высоты шестидесяти футов, но разбилась при падении и снова была схвачена, а надеялась освободить свои войска, осажденные в Компьене, и, конечно, спастись от англичан, которые, как ей было ясно, добивались её смерти. С тех пор её держали в кандалах, и когда на открытии её процесса в Руане она пожаловалась на это Кошону, тот не без основания ответил: «Это потому, что ты пыталась бежать из других тюрем». «Что ж, - сказала Жанна, - это верно, что я пыталась бежать из других мест и хотела бы сделать это теперь. Каждый заключенный имеет право бежать».
Жанна была непримиримым свободолюбцем. Драма, столь короткая по сроку действия и столь глубокая по своему значению, вступила в свою последнюю роковую фазу. Деве, познавшей силу предвидения и победу над врагом, суждено было теперь познакомиться с расчётливым коварством человеконенавистников.
Епископ города Бовэ - Кошон всегда опирался на поддержку англичан; в сущности, по этой именно причине сограждане Кошона и прогнали его из епархии. Пробыв некоторое время в Англии, он выразил готовность принять на себя инквизиторские функции, когда англичане решили судить Деву в Руане. Имелись некоторые затруднения в смысле юрисдикции: правомочен ли был епископ Бовэ действовать в Руане? Но богословский факультет Руанского университета, к которому обратились за советом, дал, как обычно делают подобные факультеты, необходимое обоснование. Таким путем и вышло, что в среду, 21 февраля 1431 года Кошон увидел перед собой девятнадцатилетнюю девушку, провозвестницу нового века, которую он намеревался допрашивать «по подозрению в ереси». В «Торжественном постановлении об открытии процесса» он писал: «Что касается нас, епископа, верного своему архипастырскому долгу и искренне желающего оградить любым способом христианскую веру, то мы считали нужным собрать все необходимые сведения по данному делу и затем приступить к исполнению наших обязанностей с должным вниманием, как велят нам закон и разум».
Закон, возможно, имел какое-то отношение к тому, что последовало; но разум не имел никакого. Жанна защищалась с поразительным искусством, обходя расставленные ей сети, избегая ловушек и никогда не упуская из рук моральной инициативы. Неопытные люди, пожалуй, не смогут понять, как трудно это делать. Тут обыкновенный ум, например, скорее обременяет, чем приносит пользу. Если жертва по своему воспитанию - теоретик, она почти наверняка явится легкой добычей для инквизиторов. Такой человек привык давать разумные объяснения своим действиям и приводить разумные доводы в ответ на разумные же доводы противной стороны, а инквизиторы будут гонять его от одного утверждения к другому до тех пор, пока он сам не сплетет для себя паутины, в которой будет выглядеть нелепо, и в конце концов умрет. Но с Жанной, которая считала всё разумное практичным и все практичное разумным, нельзя было так поступать. Она не отвечала на вопросы, не относящиеся к предмету расследования, и не давала инквизиторам возможности подвергать сомнению свою честность. «Passez outreb) [«Переходите к следующему вопросу!»], - восклицала она в таких случаях. Жанна прекрасно понимала смысл того юридического положения, которое вошло впоследствии в пятую поправку к американской конституции, хотя и была лишена его защитной силы. «Что же, вы хотите, чтобы я наговаривала сама на себя?» - воскликнула она во время шестого заседания».
Ах, эти ловушки! Уверена ли она, спрашивал Жанну метр Бопэр, временно заменявший Кошона, что на ней почиёт божья благодать? «Если на мне нет благодати, - ответила Дева, - да ниспошлёт мне её Бог; если же есть, - да не лишит он меня этой благодати!». Другой инквизитор, чьё имя, к его счастью, не сохранилось в памяти людей, пытался исследовать чувственное впечатление от её видений. «Как выглядел архангел Михаил, когда он появился перед тобой?» - «Я не видела у него нимба и не знаю, как он был одет». - «Он был голый?» - «Что же вы думаете, нашему господу не во что его одеть?» - «Были ли у него волосы?» - продолжал свой допрос дотошный инквизитор. «А почему же, скажите на милость, его остригли бы?»
Инквизиторы пробовали доказать, что Жанна стремилась к богатству. «Получала ли ты когда-нибудь другие подарки от твоего короля, кроме этих лошадей?» - «Я ничего не просила у короля, кроме хорошего оружия, быстрых коней и денег, чтобы платить моим людям». Они хотели доказать, что Жанна искала личной славы - это была самая нелепая попытка с их стороны: то, что Дева посвятила себя достижению высокой патриотической цели, было слишком очевидно. «Почему на коронации в Реймсе несли твоё знамя, а не знамена других полководцев?» - «Это знамя разделяло тяготы борьбы, оно было вправе разделить и славу!» Они пытались приписать Жанне занятие колдовством, потому что она позволяла женщинам из народа целовать свои кольца и другие украшения. «Да, многие женщины касались моих колец, но я не знаю ни их мыслей, ни намерений». Инквизиторы стремились уличить её в богохульстве. «Разве ты не говорила под стенами Парижа: «Сдавайте город - такова воля Иисуса»?» - «Нет, я сказала: «Сдавайте город королю Франции!»
Однако они нащупали у неё две слабости, причем вторая из них была, в сущности, и её силой, и причиной её гибели. Первым «слабым местом» Жанны было то обстоятельство, что она постоянно носила мужское платье. К вопросу об этом инквизиторы возвращались всё снова и снова, как беспрерывно кудахтающие, беспокойные куры. Почему она носила мужское платье? Почему она всё ещё носит его? Требовали ли этого её святые? Откажется ли она от него? Да, она отказалась бы от мужского платья, если бы судьи отпустили её на свободу. Нет, святые пока ещё не велели ей менять одежду. Она ответит более определённо на этот вопрос позже. Но она так и не ответила. И ни разу эта удивительно практичная в других отношениях девушка не сказала, со свойственной ей простотой, что мужское платье - это обычный костюм, который все носят на войне. Для Жанны вопрос о мужской одежде был исключительно больным местом, тем единственным пунктом, где она, казалось, испытывала какое-то чувство вины; и причина этого все ещё остается тайной, даже спустя пятьсот лет.
Вторым «слабым местом» Жанны и вместе с тем (как я сказал выше) её главной силой была непоколебимая вера в правоту своих идей. Эта вера воплощалась в образах её святых и подобном галлюцинации ощущении их присутствия. Инквизиторы, конечно, цепко ухватились за это блестящее и открытое проявление независимого кредо, так как именно оно и отдало Жанну в их руки. Она настаивала на том, что имела контакт с торжествующей церковью - ангелами и святыми, а также блаженными душами, пребывающими в раю; она фактически только выполняла их наказы. А как же она относится, спрашивали Жанну инквизиторы, к воинствующей церкви здесь, на земле; к организации, состоящей из живых, одушевленных людей? 17 марта она ответила им: «О своей верности воинствующей церкви я пока что не скажу больше ничего». 2 мая Жанна заявила: «Да, я, конечно, верю в церковь здесь, на земле. Но что касается моих дел и слов, то, как я уже сказала раньше, тут я полагаюсь на бога. Я, конечно, верю, что воинствующая церковь не может ни ошибаться, ни терпеть поражений; но мои дела, как и слова, исходят от бога, который мне их внушил. Себя я тоже вверяю ему; я надеюсь на него, - на него самого».
Было очевидно, что Жанна никогда не поступится независимостью своих мыслей. И было ещё очевидней, что это свободомыслие является ярким примером самой чистейшей ереси, так как здесь рядовой член церкви бросает (хотя и почтительно) вызов своему руководству. Инквизиторы обсуждали возможность применения пытки и даже выставили напоказ её орудия. Потом решили отказаться от неё, возможно, потому, что у них в руках уже имелись все необходимые доказательства. В «Последнем милосердном предупреждении перед вынесением приговора», в пункте 12-м, Жанне предъявлялось такое обвинение: «Ты сказала, что если бы церковь приказала тебе поступить вопреки тому, что, по твоему утверждению, исходит от Бога, то ты не повиновалась бы ни за что на свете... По этому пункту учёные мужи [le doctes clercs] считают, что ты являешься раскольницей, злоумышляющей против единства и авторитета церкви, отступницей и вплоть до настоящего момента закоренелой упорной еретичкой в отношении веры - hucusque pertinaciter errans in fide».
Итак, все инквизиторы - эти шестнадцать докторов, шесть бакалавров теологии, достопочтенный капитул Руанского собора, два лиценциата по каноническому праву, одиннадцать юристов руанского суда, два во Христе преподобных отца, два аббата, один казначей и ещё четыре бакалавра теологии - вынесли приговор о передаче Жанны в руки светских властей на их усмотрение. Это означало, конечно, смерть на костре, и перед столь ужасной перспективой Жанна не устояла. К восторгу своих инквизиторов, которым следовало бы к этому времени знать её лучше, она покаялась. Одной из слабых сторон инквизиции являлось то обстоятельство, что раскаяние не сулило обвиняемым ничего хорошего. Так велика была ненависть инквизиции к расколу, что даже тех лиц, которые заявляли, что отрекаются навсегда от своих заблуждений, она карала пожизненным заключением.
Жанна не могла согласиться на вечное заключение в тюрьме, наедине со своей совестью, которой (правда, только однажды) она изменила. Лучше спокойная совесть в пламени, чем жизнь в отказе от истины. И Жанна вновь стала epетичкой, на этот раз - злостной и неисправимой. «Я не совершила ничего греховного против Бога или против веры, - сказала она своим инквизиторам на заключительном заседании 28 мая 1431 года - я буду, если вы желаете, снова носить женское платье, но во всём остальном – я останусь прежней!»
Бэрроуз Данэм, Герои и еретики. Политическая история западной мысли, М., «Прогресс», 1967 г., с. 288-294.