Принцип «Дао» по Лао-цзы

Основное понятие мировоззрения, изложенное в трактате «Дао дэ цзин», - дао, некое невыразимое в словах начало, в котором воплощено единство бытия и небытия и разрешаются все противоречия.

Ниже в квадратных скобках даны дополнения переводчика:

«Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем - мать всех вещей.

Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [дао], а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. [Переход] от одного глубочайшего к другому - дверь ко всему чудесному.

Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и лёгкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом. Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены. […]

Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. О глубочайшее! Оно кажется праотцом всех вещей.

Превращение в противоположное есть действие дао, слабость есть свойство дао. В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии.

Человек высшей учёности, узнав о дао, стремится к его осуществлению. Человек средней учёности, узнав о дао, то соблюдает его, то его нарушает. Человек низшей учёности, узнав о дао, подвергает его насмешке. Если оно не подвергалось бы насмешке, не являлось бы дао. Поэтому существует поговорка: кто узнаёт дао, похож на тёмного; кто проникает в дао, похож на отступающего; кто на высоте дао, похож на заблуждающегося; человек высшей добродетели похож на простого; великий просвещённый похож на презираемого; безграничная добродетельность похожа на её недостаток; распространение добродетельности похоже на её расхищение; истинная правда похожа на её отсутствие. Великий квадрат не имеет углов; большой сосуд долго изготовляется; сильный звук нельзя услышать; великий образ не имеет формы. Дао скрыто [от нас] и не имеет имени. Но только оно способно помочь [всем существам] и привести их к совершенству. […]

 Кто учится, с каждым днём увеличивает [свои знания]. Кто служит дао, изо дня в день уменьшает [свои желания]. В непрерывном уменьшении [человек] доходит до недеяния. Нет ничего такого, что бы не делало недеяние. Поэтому овладение Поднебесной всегда осуществляется посредством недеяния. Кто действует, не в состоянии овладеть Поднебесной.

Совершенномудрый не имеет постоянного сердца. Его сердце состоит из сердец народа. Добрым я делаю добро и недобрым также делаю добро. Таким образом и воспитывается добродетель. Искренним я верен и неискренним также верен. Таким образом и воспитывается искренность. Совершенномудрый живёт в мире спокойно и в своём сердце собирает мнения народа. Он смотрит на народ, как на своих детей».

Дао дэ цзин / Древнекитайская философия. Собрание текстов в 2-х томах, Том 1,  М., «Мысль», 1972 г., с. 115-116, 127 и 129.

 

В отличие от Лао-цзы, трактовавшего «дао» как вселенский принцип, Конфуций, живший позже, понимал его как человеческое «дао» - принцип человеческих деяний. Эталоном человека, идущего по пути «дао», он считал «благородного мужа».

 

Современные популяризаторы так метафорически излагают принцип «дао»:

 «Все понимают, что нельзя выпить слово «вода». Но, похоже, мало кого из нас можно назвать совершенно свободным от семантических заблуждений. В сущности, эти заблуждения ничем не лучше, чем если бы мы пытались пить пятна краски, образующие слово «вода» на этой странице, или звуковые волны, возникающие, когда я произношу слово «вода» вслух. Когда вы говорите: «Слово - не вещь», все легко соглашаются с Вами; но посмотрите вокруг, и Вы увидите, что все ведут себя так, как будто нечто, называемое Священным, «действительно является» Священным, а нечто, называемое Низким, «действительно является» Низким. Такого рода нейролингвистические «галлюцинации» настолько распространены, что обычно мы их даже не замечаем, как, по мнению некоторых, рыбы не замечают воду. Если вдуматься, такое подчинение «гипнотической силе слова» - один из самых характерных признаков человечества. Альфред Коржибски говорил, что мы «путаем карту с территорией». Алан Уотс утверждал, что мы не можем отличить меню от еды. К каким бы сравнениям мы ни прибегали, становится ясно, что люди странным образом склонны смешивать свои ментальные картотеки, или нейролингвистические решётки, с невербальным миром чувственно воспринимаемого пространства-времени.

А ведь ещё 2500 лет назад Лао-цзы сказал в «Дао дэцзине»: Дорога, о которой можно говорить, не есть та дорога, по которой можно ходить».

Роберт Антон Уилсон, Квантовая психология,  М., «София», 2006 г., с. 82-83.