Эффект одиночества гения по Артуру Шопенгауеру

«Так как по пути к бессмертию из множества миллионов удаётся шествовать разве  только одному, то он по необходимости будет совершенно одинок, и своё путешествие к потомству ему придётся совершить по страшно пустынной стране, подобной Ливийской пустыне, о впечатлениях которой, как известно, никто не может составить себе понятия, кроме тех, кто её видел. Тем не менее, я рекомендую прежде всего не брать в дорогу тяжёлой поклажи, а то многое  придётся на пути выбросить. Следует всегда помнить изречение Бальтасара Грасиана: «Хорошее вдвойне хорошо, если коротко» («Lo bueno, si breve, dos vezes bueno»), которое вообще и в особенности рекомендуется немцам.

К краткому сроку своей жизни великие умы находятся в таком же отношении, как  грандиозные здания к тесной площади, на которой они поставлены. Они не рисуются во всей своей величине, если стоят перед ними слишком близко; то же самое бывает и с первыми. Но когда их разделяют столетия, их признают и жаждут.

Даже собственное жизненное поприще недолговечного сына времени, создавшего  бессмертное произведение, находится в великом несоразмерном отношении к этому последнему, всё равно как смертная мать, например Семела, к рождённому ею бессмертному богу (по легенде - мать древнегреческого бога виноделия и творческого экстаза Диониса - Прим. И.Л. Викентьева).

Между тем для знаменитого человека вся разница между славою у современников и у потомства сводится к тому, что в первом случае он отделён от своих почитателей пространством, а во втором - временем. Ибо на самом деле их не бывает у него перед глазами даже при славе у современников. Почитание не выносит близости и держится почти всегда в отдалении, потому что оно от личного присутствия почитаемого тает, как масло от солнца.

Потому-то девять десятых из людей, окружающих стяжавшего уже у современников  знаменитость человека, будут мерить его меркою звания, ранга и состояния и только у десятой части как отголосок доходящей издали молвы пробудится глухое сознание его превосходства. Эту несовместимость почитания с личным знакомством и славы с нахождением в живых заметил ещё Петрарка в одном из своих латинских писем. Он говорит в нём между прочим, что все учёные его времени имели правилом не признавать и относиться свысока ко всякому сочинению автора, которого хоть раз видели.

Если поэтому высокознаменитые люди обречены на то, чтобы получать признание и почитание всегда с известного расстояния, то не всё ли равно, будет ли это расстояние временное или пространственное? Конечно, в этом последнем случае к ним иногда доходит весть об этом, чего никогда не может быть в первом. Зато, однако ж, человек, оказавший истинные и великие заслуги и отличия, всегда может с уверенностью предвосхитить свою славу у потомства и преднасладиться ею. Да, кто порождает какую-либо действительно великую идею, тот уже в момент её зачатия проникается связью с грядущими поколениями; он чувствует при этом  распространение своего существования в долготу веков и таким образом живёт  как для потомков, так и вместе с потомками. Если,  с другой стороны, поражённые удивлением к великому человеку, произведениями которого мы только что занимались, мы жаждем его присутствия, желали бы его видеть, говорить с ним и иметь его среди нас, то это стремление тоже не остаётся безответным, ибо и он со своей стороны жаждал и стремился душою к признательному потомству, которое бы воздало ему честь, благодарность и любовь, в чём ему  было отказано завистливыми современниками».

Артур Шопенгауэр, Афоризмы и максимы, Л., Издательство Ленинградского  университета, 1990 г., с. 268-269.