Ромен Роллан: Жан Кристоф – об отце композитора

В романе «Жан Кристоф» отец будущего композитора – слабохарактерный человек, посредственный музыкант и пьяница:

Дед Жан-Мишель «...перенёс все свои честолюбивые мечты на сына, и вначале Мельхиор как будто обещал оправдать эти надежды. Ещё в детстве он проявлял большие способности к музыке. Он усваивал всё с необыкновенной лёгкостью и ещё совсем юношей достиг такой виртуозности в игре на скрипке, что надолго сделался любимцем, даже кумиром посетителей придворных концертов. Он также не без приятности играл на рояле да и мало ли ещё на чём. Поговорить он тоже умел и обладал недурной внешностью того типа, который в Германии считается образцом классической красоты: широкий, невыразительный лоб, правильные крупные черты, курчавая бородка - Юпитер с берегов Рейна. Старый Жан-Мишель наслаждался успехами сына; его приводили в восторг изощрения виртуоза, тем более что сам он за всю жизнь так и не научился порядочно играть ни на одном инструменте. Про Мельхиора уж никак нельзя было сказать, что его затрудняет выражение мыслей; беда только в том, что мыслей у него никаких не было, да он и не стремился их иметь. У него была душа посредственного актёра, который следит лишь за переливами своего голоса, не заботясь о том, что они выражают, и отмечает с самолюбивым беспокойством, какое впечатление они производят на слушателей.

Любопытно, однако, что и в нем, несмотря на его постоянную оглядку на зрительный зал, как и в Жан-Мишеле, несмотря на его боязливое почитание общественных условностей, проявлялось по временам что-то порывистое, неожиданное и сумасбродное, заставлявшее людей говорить, что, видно, все эти Крафты с придурью. Сперва это ему но вредило; наоборот, его чудачества считались признаком гениальности, ибо люди, гордящиеся своим здравым смыслом, убеждены, что гению природа в нём отказала. Но скоро всем стала ясна подоплёка его сумасбродств: источником их чаще всего была бутылка, Ницше говорит, что Бахус - бог музыки, и Мельхиор, должно быть догадываясь об этой истине, чтил помянутое божество, которое, однако, платило ему чёрной неблагодарностью, ибо… вместо того чтобы даровать своему поклоннику недостающий разум, отняло у него и те крупицы, какие ещё оставались. После своей нелепой женитьбы - нелепой в глазах света, а стало быть, и в его собственных - Мельхиор совсем отпустил поводья.

Музыкой он вовсе перестал заниматься: он так был уверен в своём превосходстве, что и сам не заметил, как его потерял. Появлялись другие виртуозы, и публика на них переносила своё благоволение; это больно ранило Мельхиора, но, вместо того чтобы пробудить его энергию, неудачи убили в нём последние остатки мужества. Он мстил своим соперникам, злословя на их счёт в кругу завсегдатаев кабачка. Самомнение его было таково, что он рассчитывал получить пост придворного капельмейстера после отца; но назначили другого. Тогда он решил, что его травят, и стал разыгрывать непризнанного гения.

Из уважения к старому Жан-Мишелю за Мельхиором сохранили место первой скрипки в оркестре, но все свои уроки в богатых домах он мало-помалу растерял. Это был жестокий удар по его самолюбию и ещё худший - по карману. С тех пор как счастье от него отвернулось, доходы семьи сильно уменьшились. Прежде было довольство, даже изобилие, теперь приходилось урезывать себя во всём, и чем дальше, тем больше. Но Мельхиор отказывался это замечать и ни на грош не сокращал трат на свои костюмы и развлечения.

Он был не злой человек, но только наполовину добрый, - а это, пожалуй, ещё хуже, -  слабохарактерный, без всякой способности к сопротивлению, без нравственной стойкости; вместе с тем он искренне считал себя хорошим отцом, хорошим сыном, хорошим мужем и добряком в душе; и, может быть, он и заслуживал такое название, если для этого достаточно той ленивой доброты, которая так охотно проливает слёзы умиления, и той животной привязанности к своим, которая основана на ощущении, что они часть тебя самого. Его нельзя было даже назвать эгоистом - для этого он был недостаточно сильной личностью. Он вообще не был ничем. Самое страшное в жизни - это люди, которые представляют собой полное ничто. Как балласт, сброшенный с высоты, их неудержимо влечёт вниз: они неизбежно должны упасть и, падая, тащат за собой всех, с кем связала их судьба».

Ромен Роллан, Жан Кристоф / Избранное, М., «Детская литература», 1978 г., с. 52-54.

 

Творческая личность, анти-личность и нетворческая личность.