Раушенбах Борис Викторович

1915 год
-
2001 год

Россия (СССР)

Российский прикладной математик, занимался расчётами в космической фирме С.П. Королёва.

По национальности – немец, поэтому в 1942 году он был арестован и заключён в лагерь.

«… меня всё время гвоздила мысль, что я не закончил работу, начатую в Институте N 1. Никто от меня, естественно, ничего уже не ждал, но я для себя должен был её закончить, просто не мог иначе психологически. В сорок втором году я занимался расчётами движения самонаводящегося зенитного снаряда. Забрали меня, когда я уже выполнил две трети работы и знал, в каком направлении двигаться дальше. Мучился незавершенностью, места себе не находил. Делал расчёты и в пересыльном пункте на нарах, на обрывках бумаги, и в лагере. Решил задачу недели через две после прибытия в зону, решение получилось неожиданно изящным, мне самому понравилось. Написал я небольшой отчётик, приложил к решению и послал на свою бывшую фирму: ведь люди ждут! Мне, видите ли, неудобно было: работу начал, обещал закончить и не закончил. Послал, не думая, что из этого что-нибудь получится. Но в это дело вник один технический генерал, авиаконструктор Виктор Федорович Болховитинов, и договорился с НКВД, чтобы использовать меня как некую расчётную силу. И НКВД сдало меня ему в «аренду». Меня уже не гоняли, как всех, на работу, кормили, правда, не лучше, даже хуже, потому что мои солагерники получали по месту работы всякие премиальные блюда, а я не получал, сидя на самом низком уровне питания, без добавок. Пребывал я, как и все, в зоне, в бараке, единственная разница заключалась в том, что работал по заданию загадочных людей из министерства авиационной промышленности, как бы мы теперь сказали. Это меня в какой-то мере спасло, так как на кирпичном заводе я поработал только вначале - и мне ещё повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту. Потом институт дал должность старшего инженера, чисто формально - ведь статьи на меня никакой не было, я считался посланным на «работы», «мобилизованным в трудармию», мне должны были платить зарплату, но на этом всё и кончалось. Больше они ничего не могли сделать: ходатайствовали перед НКВД, чтобы я работал по их заданию; НКВД разрешил, я вкалывал на авиационную промышленность, но уже не работал на НКВД, и они перестали мне платить. Мизерную сумму мне платила авиационная промышленность, и какой-то процент с неё брал НКВД за сдачу меня в «аренду»: не бесплатно же НКВД сдавать меня на сторону!»

Раушенбах Б.В., Постскриптум,М., «Аграф», 2002 г., с.71-73.

 

Позже Б. В. Раушенбах вспоминал: «Вы не поверите, но все мои знания по математике я приобрёл не в институте, а в бараке; я очень много работал тогда. Сам себе устраивал экзамены, билеты составлял, тянул их и сам себе отвечал. Если я не мог ответить, я сам себе ставил двойку и назначал себе переэкзаменовку... Я увлекался тогда автоколебаниями и сам «открыл» метод гармонического баланса, который уже был открыт Боголюбовым и Крыловым, о чём я, по своему невежеству, не знал. Для Болховитинова я сделал расчёт боковой устойчивости самолёта. Меня зачислили в КБ старшим инженером, но жил я в лагере. Мне платили вполне приличную зарплату, которую пересылали в лагерь, но купить я ничего не мог и отправлял деньги жене».

Голованов Я.К., Королёв: факты и мифы, Том 2, М., «Русские витязи», 2007 г., с. 375.
 

 

 

Интересен подход учёного к выбору перспективных научных тем:

«Я […] работаю в областях, в которых работает не больше пяти-десяти человек во всём мире, не больше. Когда меня спрашивают почему, я отвечаю: потому что там нет литературы и её не надо читать. Это совсем не шутка. Скажем, я должен работать в области, в которой к этому времени уже трудились двадцать лет во всём мире сотни учёных, - условно говоря, это какая-то развитая область в физике. Я могу тоже встроиться и начать копать, но при этом должен знать, что делали до меня и что делают сейчас другие. Чтобы не выглядеть дураком. Значит, надо садиться за чужие работы, чего я терпеть не могу, потому что узнаю то, что им уже известно. Мне проще выдумать свое, чем читать груду уже написанного и выпаренного материала, мне проще выбрать область, где не работают, пусть она будет второстепенная, я туда влезаю и прекрасно там себя чувствую: книг нет, читать ничего не надо, сиди и высасывай из пальца. И всегда что-то находишь! Другое дело, что эта находка лежит не на главной магистрали развития области данной науки, где толкаются все жаждущие, ну их! Мне это претит, я всегда старался держаться подальше от этого. Наш знаменитый Ломоносов, когда на каком-то дворцовом рауте к нему подлетел светский хлыщ и спросил: «А кто были ваши предки?», ответил: «Я сам - предок». Вот достойный ответ. И такая позиция мне очень нравится».

Раушенбах Б.В., Постскриптум, М., «Аграф», 2002 г., с. 165.

 

«Академик Борис Викторович Раушенбах – родной брат моей бабушки. Фактически он заменял мне деда. Гениальный ученый, он уже в двадцать три года стал ведущим конструктором у Королёва. Раушенбах участвовал в создании «Катюши», придумал, как сфотографировать обратную сторону Луны, именно он создал системы управления на космических кораблях - те самые, которые позволили Юрию Гагарину благополучно вернуться на Землю. А ещё Борис Викторович прославился революционными открытиями в самых разных областях знаний - от математики до искусствоведения и богословия. По рождению он был немцем и гугенотом, но всю жизнь ходил в православный храм. Он был патриотом России и убеждённым противником демократии. Именно он когда-то растолковал мне, что Россия либо вернётся к монархии, либо погибнет». […] Монарху не всё равно, какую страну он оставит своему сыну …»

Дмитрий Орехов: «Я монархист в четвёртом поколении», в Сб.: Захар Прилепин, Именины сердца: разговоры с русской литературой, М., «Аст», 2009 г., с. 303-304 и 309.

 

Новости
Случайная цитата
  • Критерии художественности по А.С. Пушкину
    «Если суммировать все суждения Пушкина о литературе, то окажется, что именно единство «мысли» (то есть идейного содержания) и творческого воображения, живописности, позволяющей воссоздать жизнь в её истинности и вместе с тем в ярком образном выражении, было для него высочайшим критерием творчества.В 1822 году он замечает, что проза «требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат». В это время он ещё склонен в какой-то мере соглашаться с общепринятым мнением, что стихи,...