Гартман Эдуард

1842 год
-
1906 год

Германия

Немецкий философ, занимавшейся проблемами и философией бессознательного.

Иногда его путают с однофамильцем и философом Гартманом Николаем.

 

Эдуард Гартман - создатель «философии бессознательного» (1869), считал своими предшественниками Платона, Шеллинга, Гегеля и Шопенгауэра.

Им написаны две большие работы, непосредственно посвященные проблемам эстетики: «Немецкая эстетика начиная с Канта» (1886) и «Философия прекрасного» (1887), а также несколько эстетических опытов, в которых дан анализ конкретных произведений искусства - «Идейное содержание в «Фаусте» Гёте» (1871), «Шекспировские Ромео и Джульетта» (1873), «Шиллеровские стихотворения «Идеал и жизнь» и «Идеалы» ( 1873) и др.

Содержание художественных произведений анализируется Эдуардом Гартманом с позиций «философии бессознательного» и того места, которое он отводил искусству в мироздании. Его эстетические взгляды во многом заданы потребностью построения философии, с помощью которой он надеялся преодолеть противоречия в системах своих предшественников, и в первую очередь шопенгауэровской, которую он считал необходимым дополнением гегелевской, отмечая их одновременное возникновение.

Односторонность и недостаточность философии Шопенгауэра Гартман видит не в общем, принимаемом также и им противоположении воли и представления, а в непреодолённом дуализме этого противоположения. Его возражения вызывает шопенгауэровская интерпретация принципа индивидуальности, а также те следствия, которые вытекают из нее для практической философии. Принимая в целом пессимистические выводы этой философии, Эдуард Гартман вносит в систему Шопенгауэра принцип тождества и всеединства.

Воля и представление изначально тождественны: везде, где есть представление, там есть и воля. Это изначальное тождество есть бессознательное, о котором сознание не может ничего знать.

Гартман характеризует бессознательное как единую субстанцию обоих атрибутов: «Потребность в субстанциональном тождестве воли и представления, по моему мнению, неотвратима... В бессознательном нет двух ящиков, в одном из которых лежала бы безразумная воля, в другом бессильная идея: но это суть два полюса одного магнита с противоположными свойствами; на единстве этих противоположностей и основан мир».

В бессознательном ничего нельзя различить с помощью категорий сознания.

Безразлично, как его назвать: абсолютным субъектом или абсолютным объектом, материей или духом. Это самое близкое, основа всех вещей, суть жизни, вечно ускользающая от ограниченного человеческого ума.

Бессознательное - вне пространства и времени, оно всеедино. В нём целительная жизненная сила, именно оно осуществляет все важнейшие выборы в жизни, оно премудро. Гартман, выбирая средний путь между пессимизмом Шопенгауэра и оптимизмом Лейбница, присоединяется к последнему, утверждавшему, что из всех возможных миров существующий - наилучший. Однако, делая поправку к этой оптимистической оценке, Гартман считал, что страдания и скорбь преобладают над наслаждениями и несчастья возрастают при «прогрессивно возрастающем разуме в мире» и что «разумнее было бы воспрепятствовать развитию мира, и чем раньше, тем лучше, а всего лучше было бы не допустить его возникновения».

Мы не можем судить о бессознательном и не знаем причин возникновения мира, но исходя из видимого хода его эволюции мы можем предположить цель мира.

Цель человеческой истории, по Гартману, в увеличении сознания, которое необходимо для постижения скорбности «лучшего из миров», оно необходимо для достижения последней цели мироздания - безболезненности, безмятежности, равняющейся небытию.

В зависимости от этой последней цели мироздания определяется и цель человека в мире: «Все инстинкты, которые не метят на сохранение особи и породы, относятся к третьей главной цели в мире, усовершенствованию и облагораживанию породы, и в особенности обнаруживаются в человеческом роде» .

Одновременно с антропологическим развитием расы идёт и прогресс в духовном богатстве человечества. Именно в этом видел Гартман значение прекрасного - в непрерываемой связи с бессознательным и в напоминании о цели мироздания. Однако эта цель - прекращение действия воли и её безумных желаний, безмятежность - достигается не индивидуальным отрицанием воли, как это предполагал Шопенгауэр, а только всеобщим и космическим. К этому отрицанию неизбежно стремится эволюция мира; и человечество, развивая в себе сознание, способствует в конечном счёте прекращению мирового процесса.

В этой связи Гартман писал о прекрасном и о творческом вдохновении: «Так как далее вдохновение появляется тем легче, чем более углубляется интерес и нисходит с освещённых высот сознания в тёмные глубины сердца, т. е. в бессознательное, то несомненно мы имеем право и в этих случаях признать бессознательную волю. В простом же понимании прекрасного мы, конечно, должны признать инстинкт, относящийся к третьей главной цели, усовершенствованию рода: ибо стоит только представить себе, что сталось бы с человеческим родом, чего он в самом счастливом случае достиг бы в конце истории и сколь бедственнее стала бы и так уже бедная жизнь человеческая, если бы никто не испытывал чувства прекрасного».

В целом существование прекрасного и искусства не изменяет общей пессимистической оценки человеческой жизни, хотя «тёмная ночь борьбы и страдания должна осветиться ласкающим лучом солнца, когда мы вступаем в область науки и искусства!».

Гартман не принимал утверждения Шопенгауэра о том, что эстетическое наслаждение есть состояние «полного положительного удовлетворения». Здесь удовлетворяется не практический повседневный интерес, а стремление к познанию и красоте. Правда, моменты экстатического восторга, составляющие цель художественного произведения, редки и доступны только избранным натурам. Искусство - это единственная область жизни, где перевес оказывается на стороне наслаждения. И всё же значение искусства для счастья мира не очень велико.

Искусство - своего рода исключение из правил: «При том же нужно заметить, что этот излишек наслаждения распределён между такими индивидуумами, которые несравненно больнее, чем другие, чувствуют скорби бытия, настолько больнее, что этот излишек боли решительно не вознаграждается тем наслаждением. Наконец, и этот род наслаждения более, чем всякий другой род духовного наслаждения, ограничивается настоящим временем, тогда как другие предвкушаются в надежде. В этом наслаждении и встречается вышеупомянутая особенность, что одно и то же чувственное восприятие и служит удовлетворением воли, и вызывает эту волю».

Всё это, по мнению Эдуарда Гартмана, определяет как эстетическое наслаждение, так и художественное творчество.

Именно отсутствием дистанции между возникновением желания и его удовлетворением объясняется восприятие прекрасного. Причиной этой слитности является бессознательное. Ведь в нём нет времени, поэтому восприятие прекрасного замкнуто в настоящем моменте; в бессознательном нет разделения на субъект и объект, поэтому, воспринимая прекрасное, человек забывает себя: «Бессознательное осчастливливает человека в чувстве прекрасного и в художественном творчестве».

Люди отыскивают и создают прекрасное только в силу бессознательных процессов, результатом которых являются чувство прекрасного и замыслы художественного творчества, то есть идеи прекрасного.

Укоренённость ощущения прекрасного в бессознательном ещё не говорит об их большей неясности по сравнению с познавательными представлениями и дискурсивными понятиями. Хотя эстетические ощущения и зарождаются в области бессознательного и окончательно осознать их значение невозможно, их все же нельзя рассматривать как ступень, предшествующую познанию; они не имеют ничего общего с дискурсивным мышлением, а полностью от него отличны.

Это особое, интуитивное познание, безошибочное и мгновенное, как и само бессознательное. При этом эстетические ощущения не являются непосредственными чувственными восприятиями вещей, которые сами не что иное, как обнаружения «бессознательной мысли». Это «реакция души на уже готовые чувственные ощущения, так сказать, реакция второго порядка» у. Над эстетическими ощущениями надстраиваются уже с помощью сознания эстетические суждения. В оценках природной красоты и красоты произведений искусства, в самом процессе художественного творчества, за исключением момента возникновения замысла, постоянно присутствует работа сознания.

Процесс художественного творчества характеризуется, по Гартману двумя важными моментами - бессознательным зарождением замысла, идеи художественного произведения, и сознательным воплощением идеи в произведении, работой сознания по его завершению.

По преобладанию одного из этих моментов различает Эдуард Гартман гений и талант.

Если в момент возникновения замысла влияние сознательной воли практически отсутствует, то в ходе последующего процесса воплощения идеи она начинает играть важную роль. Способность эстетического суждения как элемент жизни сознания оказывается в художественном творчестве важнее, чем при пассивном восприятии прекрасного.

Талант отличается от гения преобладанием сознательной активности и, соответственно, неспособностью создать подлинную красоту, создать оригинал.

Обыкновенный талант, руководимый своим эстетическим суждением, создаёт художественное произведение посредством рассудочного выбора и комбинаций. Ему недостаёт божественного безумия, животворного дыхания бессознательного, которое для сознания представляется высшим вдохновением, чье происхождение необъяснимо.

«В гении его замысел (концепция) зарождается невольно, пассивно. Гениальный замысел не вынудишь никаким усилием; он ниспадает в душу, словно с неба... Гениальному замыслу даётся целое зараз, без всякого труда, как дар богов; если чего недостает ему, так это именно подробностей... Гениальный замысел представляет всегда такое единство в своих созданиях, что их можно сравнить только с организмами природы; ибо как первые, так и последние суть дело одного и того же бессознательного».

На самом деле выбирает бессознательное, этот неизвестный субъект творчества. Выбирает всегда целесообразно. Перед сознанием же возникает иллюзия выбора, или предпочтения, так как для него воля отделена от представления. Совершенная красота встречается прежде всего в природе, так как именно природа, и в особенности её организм, есть объективные «мысли» бессознательного.

Бессознательное пронизывает мир, и только иллюзия сознания заслоняет от человека его премудрость, проявляющуюся, в частности, в любви. Поскольку третья главная цель эволюции - совершенствование рода, то любовь, назначение которой, по Гартману, осуществлять правильный подбор индивидов на основании красоты, как раз и служит этой цели. Её истоки и закон полностью в области бессознательного, поэтому она всесильна. И поэтому она единственно подлинная тема и предмет искусства и должна быть таковой даже в большей мере, чем это обыкновенно полагают».


История эстетической мысли в 6-ти томах, Том 4, Вторая половина XIX века, М., «Искусство»,  1987 г.,  с. 145-149.

Новости
Случайная цитата
  • Типы учёных по Эрнсту Кречмеру (продолжение)
    Начало » Если мы перейдем в естественных науках от наглядно описательных к более точному теоретическому крылу - к физике и математике, то нам кажется, что возрастает число исследователей, личности которых следует отнести к шизотимической группе как в отношении строения тела, так и индивидуальной психологии. Не подлежит сомнению, что среди математиков встречается много типичных шизотимиков; из известных математиков прошлых столетий резкие шизоидные стигматы обнаруживаются в строении тела Коперник...