Соловьёв Сергей Михайлович

1820 год
-
1879 год

Россия (СССР)

«Преобразования производятся успешно Петрами Великими, 
но беда, если за них принимаются Людовики ХVI-ые  или Александры II-ые»

С.М. Соловьёв

 

Русский историк; в  1871-1877 годах – ректор Московского университета.

«К 13 годам 13 раз прочёл «Историю государства Российского» Карамзина. А делом его жизни стала собственная «История России с древнейших времен». С 1851 по 1879 год вышло 29 томов. Глава большой семьи (у него было 12 детей), Соловьёв трудился без выходных и праздников, не позволяя себе, по собственным признаниям, тратить на сон более 7 часов».

Мединский В.Р., Особенности национального пиара, М., «ОЛМА Медиа Групп», 2010 г., с. 165.

 

Сергей Михайлович Соловьёв преподавал историю детям царской семьи.

 

Основной труд в 29-ти томах: «История России с древнейших времен». Историк успел довести свой труд до 1774 года.

С.М. Соловьёв испытал влияние философии Георга Гегеля и, используя огромный фактический материал из архивов, излагал историю России на основе идеи исторических закономерностей (в отличие, например, от подхода к истории Н.М. Карамзина, который скорее перечислял отдельные факты и на книгах которого он вырос).

 

«… великий человек является сыном своего времени, своего народа, он теряет своё сверхъестественное значение, его деятельность теряет характер случайности, произвола; он высоко поднимается как представитель своего народа в известное время, носитель и выразитель народной мысли; деятельность его получает великое значение, как удовлетворяющая сильной потребности народной, выводящая народ на новую дорогу, необходимую для продолжения его исторической жизни. При таком взгляде на значение великого человека и его деятельности высоко понимается народ; его жизнь, история является цельною, органическою, неподверженною произволу, капризу одного сильного средствами человека, который может остановить известный ход развития и толкнуть народ на другую дорогу вопреки воле народной. История народа становится достойной изучения, представляет уже не отрывочный ряд биографий, занимательных для воображения людей, остановившихся на детском возрасте, но даёт связное и стройное представление народной жизни, питающее мысль зрелого человека, который углубляется в историю как науку народного самопознания».

Соловьёв С.М., Публичные чтения о Петре Великом / Чтения и рассказы по истории России, М., «Правда», 1989 г., с. 416.

 

«Большой знаток нашей родины - историк С.М. Соловьёв недоумевал по поводу судьбы Чернышевского: «Ну, какой тут может быть правильный рост образованности? Третьего дня ты принялся за серьёзное дело в науке и литературе, вчера тебя потащили на дельфийский треножник: не нужно, мол, нам твоего умственного труда, давай нам только прорицания; а сегодня, ещё не прочхавшись от фимиама, ты уже на каторге...»

Гордин Я., Другой Бродский,  в Сб.: Иосиф Бродский: размером подлинника. Сборник, посвящённый 50-летию И. Бродского, Таллинн, 1990 г., с. 215.

 

«Любопытно отметить, что Соловьёв, верный своей жёсткой регламентации времени, выделял, по свидетельству его современников, определённые дни и часы для подготовки статей в журналы. Писал он «статьи, - вспоминает А. Галахов, - по вторникам для «Отечественных записок», по пятницам для «Современника» ...но как только наступал положенный предел работы, он, несмотря ни на что, бросал её...».

Суровое самоограничение, жесточайший режим работы, выявлявшие замечательно сильную волю Соловьёва, не могли не сказаться на его характере и поведении. Всегда занятый, сосредоточенный, он внешне был суровым и малодоступным, хотя по существу являлся очень доброжелательным человеком. Он не приглашал и студентов на дом, как любил это делать в своё время Грановский. Такие посещения оторвали бы его от напряжённого и размеренного труда. Со студентами он общался только в университете.

Внешне суровым он был и с членами своей многочисленной семьи. Так, он не позволял своим детям даже входить в свой кабинет, а летом на даче - в рабочий мезонин. «Никто в эти часы не беспокоил его; вход был воспрещён всем без исключения; близкие его знакомые нередко удивлялись такому его распорядку и даже посмеивались над ним», - вспоминал тот же Галахов. Жизнь семьи полностью подчинялась рабочему режиму Соловьёва. Но это не мешало ему иметь высокий авторитет в семье и вызывать искреннее и тёплое расположение всех родственников. Не любил Соловьёв принимать гостей и сам ходить в гости. Он делал это крайне редко, по большим праздникам. Но и эти приёмы и посещения опять-таки подчинялись строгому режиму Соловьёва. Они неизменно прекращались около 11 часов вечера.

Отдыхал Соловьёв только отчасти в субботу и весь день в воскресенье. В субботу он обычно отправлялся обедать в Английский клуб, где встречался с друзьями, а вечером шёл в Итальянскую оперу, которую полюбил ещё в Париже и оставался её поклонником всю жизнь. Соловьёв вообще очень любил музыку и пение.

В воскресенье вместе во всей семьей Соловьёв ходил в церковь на утреннюю службу. Как отмечалось, всю жизнь он был религиозен. Остальную часть воскресного дня Соловьёв отдыхал в кругу семьи, допуская всевозможные виды увеселения - пение, танцы, игры - или в редких случаях отправлялся в гости.

Так строго размеренно протекала жизнь выдающегося учёного».

Иллерицкий В.Е., Сергей Михайлович Соловьёв, М., «Наука», 1980 г., с. 43-44.

 

После смерти С.М. Соловьёва,  В.О. Ключевский стал его преемником на кафедре русской истории Московского университета: в отсутствии должности придворного историографа (это звание не присуждалось после смерти Н.М. Карамзина) это была фактически главная должность в отечественной исторической науке.

Новости
Случайная цитата
  • Ошибки и проблемы формирования национальной элиты по С.П. Капице и соавторам
    «Формирование элиты в России имеет ряд характерных особенностей. Одну из них, анализируя ход русской истории, В.О. Ключевский определяет следующим образом: «Государство запутывалось в нарождающихся затруднениях; правительство, обыкновенно их не предусматривавшее и не предупреждавшее, начинало искать в обществе идей и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце, обращалось к Западу, где видело старый и сложный культурный прибор, изготовлявший и людей, и идеи, спе...