Самостоятельное решение сложной Задачи
Встреча иной среды, ниши, правил жизни...Встреча иной среды, ниши, правил жизни...
Противопоставление нормам обществаПротивопоставление нормам / ограничениям общества
X
Самостоятельное решение сложной Задачи
Встреча иной среды, ниши, правил жизни...Встреча иной среды, ниши, правил жизни...
Противопоставление нормам обществаПротивопоставление нормам / ограничениям общества
X
«Я родилась у моря и заметила, что все крупные события моей жизни происходили у моря. Моё первое понятие о движении, о танце, несомненно вызвано ритмом волн.
Я должна быть признательна тому, что - в течение всей нашей молодости мать, оставалась бедной - она не была в состоянии содержать прислугу, - либо гувернанток для детей, и именно этому обстоятельству я обязана своей непосредственностью, которую мне не мешали выражать в детстве и которую я никогда не утратила.
Моя мать была музыкантшей и обучала музыке ради заработка. Давая уроки на квартирах у своих учеников, она не бывала дома круглый день и значительную часть вечеров. Если мне удавалось убежать из школьной темницы, я была свободна. Я могла блуждать одна у моря и предаваться собственным фантазиям. Меня никогда не подвергали постоянным окрикам: «Нельзя», которые, мне кажется, превращают детскую жизнь в напасть. […]
Моя мать, крещённая и выросшая в ирландской католической семье, оставалась набожной католичкой вплоть до того времени, когда она обнаружила, что мой отец не был тем образцом совершенства, каким она его себе всегда представляла. Она развелась с ним и, оставшись с четырьмя детьми, встретилась лицом к лицу с миром. С этого времени она отреклась от своей веры в католическую религию, стала законченной атеисткой, последовательницей Боба Ингерсолля, чьи произведения она обычно нам читала. […]
Мне кажется, что общее образование, получаемое ребёнком в школе, является абсолютно бесполезным. Я помню, что в классе меня считали либо изумительно понятливой и идущей впереди всего класса, либо же бестолковой и отставшей от него. Всё зависело от уловок памяти и от того, позаботилась ли я запечатлеть в памяти заданный нам урок.
Действительное воспитание я получала в течение тех вечеров, когда мать играла нам Бетховена, Шумана, Шуберта, Моцарта, Шопена, и читала нам вслух Шекспира, Китса или Бёрнса. Эти часы очаровывали нас. Моя мать знала большинство стихов наизусть и я, подражая ей, однажды, когда мне было шесть лет, на школьном празднике наэлектризовала своих слушателей чтением стихотворения Вильяма Литая «Обращение Антония к Клеопатре». […]
Когда мне было около шести лет, мать однажды вернувшись домой, обнаружила, что я собрала полдюжины ребят соседей, рассадила их перед собой на полу и принялась учить их плавно размахивать руками. Когда она потребовала у меня объяснения, я сообщила ей, что это моя школа танца. Ей это показалось забавным и, сев за пианино, она начала играть для меня.
Школа продолжала свои занятия и стала очень популярной. Некоторое время спустя в неё поступили маленькие девочки, жившие по соседству, а родители их платили мне за учение небольшую сумму. Так было положено начало тому, что впоследствии оказалось очень доходным занятием. Когда мне исполнилось десять лет, классы настолько разрослись, что я заявила матери, что мне бесполезно дальше ходить в школу, так как это является лишь напрасной тратой времени, в то время, когда я могу зарабатывать, что я считала гораздо более важным. Я зачесала волосы на макушку и говорила, что мне шестнадцать лет. Так как я была очень высокой для своего возраста, мне все верили. Моя сестра Элизабет, которую воспитывала бабушка, позднее переехала жить с нами и стала мне помогать в работе. Наши классы приобрели известность и мы стали давать уроки во многих домах состоятельнейших жителей Сан-Франциско. […]
Благодаря моей матери вся наша жизнь в детстве была проникнута музыкой и поэзией. По вечерам она усаживалась за пианино и играла часами, забывая обо всем Окружающем. Одна из её сестер, наша тетка Августа, также была замечательно талантлива. Она была очень красива, с черными глазами и черными, как уголь, волосами. У неё был прекрасный голос, и она могла бы сделать блестящую карьеру певицы, если бы её родители не полагали, что всё, что относится к театру, связано с дьяволом. Теперь я отдаю себе отчёт, что вся её жизнь была погублена тем, что в наши дни с трудом объяснимо - пуританским духом Америки.
Я полагаю, мы нашей ирландской крови обязаны тем, что мы детьми всегда восставали против тирании пуританизма. […]
Господствующим тоном моего детства являлся постоянный протест против узости общества, среди которого мы жили, против ограниченности жизни, и всё растущее желание убежать на восток к чему-то, что я представляла себе более широким. Как часто я разглагольствовала перед семьей и моими родственниками, и всегда заканчивала словами: «Мы должны покинуть эти места, мы никогда здесь ничего не добьёмся».
Из всей семьи я была самой отважной, и когда в доме совершенно нечего было есть, я добровольно вызывалась отправиться к мяснику и хитростью убедить его отпустить мне в долг бараньи котлеты. Обольщать булочника, чтобы он продолжил нам кредит, посылали тоже только меня. Это было очень полезной школой; научившись ублажать свирепых мясников, я приобрела технику, которая дала мне возможность впоследствии сталкиваться лицом к лицу со свирепыми директорами.
Помню, как однажды, когда я ещё была совершенно ребёнком, я застала мать плачущей над несколькими вещицами, которые она связала для продажи в магазин, где их отказались принять. Я отняла у неё корзину, и надев на голову одну из вязаных шапок, а на руки пару вязаных митенок, отправилась в обход квартир, продавая вещи. Я распродала всё и принесла домой вдвое больше денег, чем мать получила бы из магазина. […]
Со своего раннего детства я всегда чувствовала отвращение ко всему, что связано с церковью, либо церковной догмой. Чтение Ингерсолля и Дарвина и моя языческая философия усилили это отвращение. Я восстаю против современного брачного кодекса, а современный способ похорон я считаю ужасным и безобразным до варварства.
Так же, как у меня хватало в своё время мужества отказаться выйти замуж и крестить своих детей, так я сейчас отказалась допустить к их смерти лицемерный маскарад, называемый христианским погребением».
Айседора Дункан, Моя жизнь, «Федерация»; Артель писателей «Круг», М., 1930 г., с. 1-6, 11-13 и 238.