Н.Ф. Балиев «… всевозможными трюками, различными смешными приёмами старался обратить на себя внимание, силясь доказать, что и в Художественном театре могут пригодиться его «комический дар, находчивые шутки и брюшко». Он доказывал это настолько усердно, что Станиславский, как вспоминает Л.М. Леонидов, «однажды как бы невзначай спросил Балиева, любит ли он цирк.
- О да, - отвечает Балиев.
- А клоунов? - спрашивает Станиславский.
- Обожаю, - продолжает Балиев.
- Оно и видно, у вас сплошной балаган...»
Однако эта убийственная для драматического актёра характёристика была едва ли не похвалой актёру эстрадному. Не театр был призванием Балиева. Он был рождён для эстрады. Только здесь он оказывался талантлив, ярок и интересен.
Он не мог играть разные роли. Но зато потом всю жизнь блестяще играл одну единственную - хозяина и конферансье «Летучей мыши» Никиты Балиева. Всё, что мешало ему в театре, здесь становилось не только уместным - необходимым. И характёрное лицо, которое мгновенно запоминалось, и своеобразная индивидуальность.
Балиев не укладывался в жёсткие рамки отрепетированного, выверенного и навсегда выстроенного спектакля. Неведомая сила вырывала его из мерного хода спектакля, толкала на авансцену лицом к лицу с публикой, один на один со зрителем. Он по природе был актёр-солист, «единоличник», здесь, на месте, на глазах у публики творящий свой, ни от кого не зависящий и ни с кем не связанный спектакль, все части которого текуче изменчивы, неуловимо подвижны. Спектакль-импровизацию. Не случайно его дар конферансье и открылся на импровизированных весёлых вечерах. Он поддерживал, слегка направляя, общий ход веселья, одновременно растворяясь в нем.
Именно на этих вечерах стихийно родились те приёмы, которые войдут в арсенал художественных средств будущего конферансье. «Его неистощимое веселье, находчивость, остроумие - и в самой сути, и в форме подачи своих шуток, смелость, часто доходящая до дерзости, умение держать аудиторию в своих руках, чувство меры, умение балансировать на границе дерзкого и весёлого, оскорбительного и шутливого, умение вовремя остановиться и дать шутке совсем иное, добродушное направление - все это делало из него интересную артистическую фигуру нового у нас жанра», - писал о нём К. Станиславский.
Успех Балиева как конферансье рос обратно пропорционально его успеху в качестве драматического актёра. Едва проходил день «исполнительского собрания» кабаре или ежегодного «капустника», который, как писал Л. Леонидов, Н. Балиев придумал в понедельник на первой неделе Великого поста устраивать в МХТ, где «он проявлял много остроумия, изобретательности, вкуса», где «в подчинение ему отдавали себя Станиславский, Немирович-Данченко со всей труппой и мастерскими», Балиев снова оказывался не у дел.
Его положение в театре становилось всё хуже и хуже, в спектаклях его почти не занимали - в сезоне 1911/12 года он сыграл две маленькие эпизодические роли, одну без слов. Надежд на какие-либо изменения не было. «Может, в самом деле, - писал Балиев незадолго до своего ухода Немировичу-Данченко, - Художественный театр, куда меня толкнула судьба, - не мой театр. Я груб, неинтеллигентен для него. И тогда, как бы это тяжело ни было, как бы ни рушились идеалы, - надо решиться и уходить - пока не сказали: уходите, вы нам не нужны, а это тоже может быть».
У Балиева уже давно зрели планы, связанные с «Летучей мышью». Оставалось сделать последний шаг. И Балиев его делает. Весной 1912 года газеты впервые сообщают, что с будущего сезона Балиев покидает труппу МХТ и устраивает большое кабаре с правом широкого доступа для публики.
К этому, по сути, всё шло. Ещё в 1910 году кабаре стало выпускать билеты, их называли купеческими - стоили они от 10 до 25 рублей и пока что стыдливо именовались контрамарками, а распространялись по запискам среди знакомых. Но лиха беда начало - сперва лишь приоткрыв двери для посторонней публики, оно вскоре вынуждено было распахнуть их настежь. И уже в 1911 году журналист сокрушенно замечает, что «лучшие места заняты представителями крупнейших коммерческих фирм Москвы. Но нет ни Станиславского, ни Немировича-Данченко, ни Книппер».
Из прибежища артистов «Летучая мышь» превратилась в коммерческое предприятие. Эволюция московского кабаре не являлась исключением. Это был естественный и закономерный путь, который раньше или позже проходили все кабаре - русские и европейские.
История артистического кабаре Художественного театра завершилась.
Начиналась история театра миниатюр «Летучая мышь»…»
Тихвинская Л.И., Повседневная жизнь театральной богемы Серебряного века: кабаре и театры миниатюр в России 1908-1917, М., «Молодая гвардия», 2005 г., с. 42-44.
