Малая цель, как Внутренние обстоятельства
Творческая личность - женщинаНачиная с XVIII века в Европе и Америке растёт число творческих личностей - женщин.
Разрыв: цель - имеющиеся навыки / уменияРазрыв: цель - имеющиеся навыки / умения
X
Малая цель, как Внутренние обстоятельства
Творческая личность - женщинаНачиная с XVIII века в Европе и Америке растёт число творческих личностей - женщин.
Разрыв: цель - имеющиеся навыки / уменияРазрыв: цель - имеющиеся навыки / умения
X
У материально независимой женщины «… единственная сфера в которой она может обрести себя, - это сфера воображаемого. Чтобы не позволить себе во внутренней жизни, которая не служит ничему, погрузиться в ничто, чтобы утвердить себя вопреки данности, которую она одолевает с помощью бунта, чтобы создать другой мир, отличный от этого, в котором ей не удалось обрести себя, ей необходимо самовыражение.
Поэтому она, как известно, склонна к болтовне и бумагомаранию. Она изливает душу в разговорах, письмах и дневниках. И если она хоть чуть-чуть честолюбива, она пишет мемуары, превращает историю своей жизни в роман, воспевает свои чувства в стихах. Свободного времени для подобных занятий у неё достаточно.
Однако те же обстоятельства, которые заставляют женщину обратиться к творчеству, создают нередко непреодолимые для неё препятствия. Когда она занимается живописью или литературой лишь для того, чтобы убить время, окружающие смотрят на это как на «дамские занятия», подобные рукоделию, то есть как на что-то малоценное, отнимающее не много времени и старания. Нередко женщина берётся за кисть или перо в период климакса, стремясь разнообразить свое тусклое существование. Но время уже ушло, и она из-за пробелов в образовании навсегда остаётся лишь любительницей.
Но даже если она приступает к подобным занятиям в молодости, она редко относится к искусству как к серьёзной работе. Живя в праздности, она никогда в жизни не испытывала необходимости подчиняться суровой дисциплине и поэтому неспособна к упорному, длительному труду. Она не может заставить себя прочно овладеть техническими приёмами; уединенная работа, результаты которой приходится уничтожать, никому не показав, для того, чтобы всё начать сначала, многократные поиски вызывают в ней отвращение. И поскольку ещё в детстве, обучая искусству нравиться, её научили лукавить, она надеется добиться успеха с помощью каких-нибудь уловок. В этом признаётся Мария Башкирцева: «Да, работа не поглощает меня, сегодня я следила за собой: я делаю вид...»
Женщина любит не работать, а играть в работу. Из-за своей веры в магические свойства пассивности она принимает заклинания за действия, символические жесты - за продуктивную деятельность. Она подделывается под слушателей школы изобразительных искусств, вооружается кистями, устраивается за мольбертом, но взгляд её при этом блуждает от чистого холста к зеркалу, а ведь букет или ваза с яблоками не возникнут на холсте сами по себе. Сидя за письменным столом и перебирая в уме обрывки историй, женщина легко оправдывает эти занятия в собственных глазах, воображая себя писательницей. Но ведь когда-то нужно заполнить строчками белый лист, причём такими, которые имели бы смысл для других людей. Вот тогда и открывается обман. Чтобы нравиться, достаточно создать видимость, но произведение искусства - это не видимость, это солидный предмет, и, чтобы его создать, нужно владеть ремеслом.
Колетт стала большой писательницей не только благодаря таланту и темпераменту; писательским трудом она нередко зарабатывала себе на жизнь и поэтому, как всякий хороший ремесленник, требовала от себя тщательности. Создавая свои книги, начиная от «Клодины» и кончая «Рождением дня», она превращалась из любительницы в профессионала. Пройденный ею путь ярко показывает, насколько благотворно влияние серьёзного обучения.
Однако большинство женщин не понимают, какие проблемы ставит перед ними желание творить, именно этим в основном объясняется их лень. Они никогда не задумываются о своей способности развиваться, им кажется, что их даровитость есть навеки данная им благодать, им не приходит в голову, что за неё ещё следует заплатить. Соблазняя, они умеют лишь демонстрировать себя. При этом их обаяние либо действует, либо нет, успех или неудача нисколько не зависят от их воли.
Они полагают, что таким же образом можно выразить себя и в рассказе, поэтому они больше доверяют своей непосредственности, чем вдумчивому труду. Писать или улыбаться - для них всё едино: и в том и в другом случае они пробуют свои силы, не зная, увенчаются ли их попытки успехом. Уверенные в себе женщины рассчитывают, что книга или картина получатся удачными без всяких усилий с их стороны, робкие - теряются от малейшей критики. Женщины не понимают, что ошибка может способствовать успеху, и считают её такой же непоправимой катастрофой, как и пробелы в образовании. Именно поэтому они нередко отличаются обидчивостью, которая им сильно вредит. Видя свои ошибки, они, вместо того чтобы извлекать из них уроки, раздражаются и впадают в уныние. К сожалению, непосредственность не так просто поддается выражению, как кажется.
Парадокс банальности - это объясняет Полан в «Цветах из Тарба» - заключается в том, что её легко спутать с непосредственным выражением субъективного впечатления. Поэтому, когда женщина, не учитывая восприятия других людей, описывает возникающие в её воображении образы, которые кажутся ей абсолютно неповторимыми, она на деле воспроизводит обыкновенный штамп.
Если ей об этом говорят, она удивляется, сердится, отказывается от писательской деятельности. Она не может постичь того, что её необычная манера выражаться может показаться избитой читателю, воспринимающему написанное через призму собственного опыта. Конечно, умение обнаружить в себе и облечь в слова яркие впечатления - это драгоценный дар. Читая Колетт, мы восхищаемся непосредственностью, которой не встретишь ни у одного писателя-мужчины. Но это хорошо продуманная непосредственность, если можно так выразиться, несмотря на кажущуюся противоречивость этих слов: писательница сознательно отбирает впечатления, отбрасывая некоторые из них. Что же касается женщин, имеющих склонность к бумагомаранию, то для них язык - это не способ межличностного общения, не обращение к другому человеку, а непосредственная демонстрация собственных чувств. Им кажется, что, отбирая или исправляя выражение, они приносят в жертву часть самих себя. Но они не хотят жертвовать ничем, с одной стороны, потому, что себя любят такими, какие они есть, а с другой - не думают, что могут измениться. Их пустое тщеславие объясняется тем, что, чрезмерно любя себя, они не отваживаются совершенствоваться.
Именно этим объясняется тот факт, что из множества женщин, пробующих свои силы в литературе или живописи, не сдаются лишь единицы. Даже те из них, которые благополучно преодолевают первые препятствия, нередко мучительно страдают одновременно от самовлюбленности и комплекса неполноценности.
Неумение самозабвенно отдаваться своему делу - вот недостаток, который в литературе и живописи мешает им больше, чем в каком-либо другом деле. Стремясь к голому самоутверждению, к формальному довольствованию успехом, они не погружаются в глубину мира, в его созерцание и поэтому оказываются неспособными воссоздать его заново.