Основные работы в области методологии науки
Категории / Картины мираПредельные категории, различные картины (модели) мира
АтеизмАнти-религиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
X
6). Наука описывает действительность: это познание (а не «псевдофилософия») по той причине, что описывает объективные (т. е. первичные) качества тел, а не субъективные (вторичные). Но - и это кульминационная точка мысли Галилея - такая наука о действительности, объективная и доступная измерениям, возможна потому, что книга природы «написана языком математики». Всё в том же «Пробирных дел мастере» находим: «Философия записана в этой огромной книге, которая постоянно открыта перед нашими глазами (я говорю о Вселенной), но чтобы её понять, надо научиться понимать язык и условные знаки, которыми она написана. Она написана на языке математики, а её буквы - треугольники, круги и другие геометрические фигуры; без них невозможно понять ни слова, без них - тщетное блуждание по темному лабиринту». Перед нами экспликация метафизики Платона, спроецированной на галилеевскую науку. «Если ты отводишь Математике наивысшее положение, приписываешь ей реальную Ценность и доминирующую позицию в физике, ты - последователь Платона», - так пишет Койре. Очевидно, для Галилея и его последователей «математика означала платонизм», а «Диалог» и «Беседы» дают истории открытия или, скорее, дешифровки языка Природы. Они объясняют нам теорию экспериментального исследования, в котором формулировка постулатов и выведение следствий предшествуют и направляют наблюдение. Наблюдение же, по крайней мере, для Галилея, - проверка «факта». Новая наука для него - сверка платонизма с «опытом».
7). Хотя «выявление сущности» и невозможно, определённый эссенциализм всё же присутствует в философии науки Галилея. Человек не может знать всего; а в доступных ему «природных субстанциях» «истинная внутренняя сущность» скрыта, и, тем не менее, человек обладает некоторыми определёнными знаниями, не подлежащими пересмотру (в этом заключается эссенциализм Галилея): «Имеет смысл обратиться к философскому разграничению, выделяя в понятии «понимание» две разновидности: интенсивное и экстенсивное. С точки зрения экстенсивного понимания, т. е. в том, что касается потенциально бесконечного множества объектов, доступных пониманию, человеческое понимание практически мизерно, даже если человек понимает тысячу вещей, ведь тысяча в сравнении с бесконечностью всё равно что ноль.
Термин «интенсивное понимание» предполагает, что человеческий интеллект воспринимает некоторые вещи столь глубоко и эти знания столь надёжны, что они соответствуют самой природе вещей; таковы чисто математические науки, т. е. геометрия и арифметика, о которых божественный разум знает бесконечно много, но в части немногого, что воспринято человеческим разумом, я полагаю, это знание приравнивается к божественному в том, что касается объективной определённости, поскольку осознается его необходимость, и важнее ничего не может быть». Если знания в области геометрии и математики являются определёнными, необходимыми и надёжными; если, с другой стороны, книга Природы записана на языке геометрии и математики, если знание раскрывает язык Природы, - всякому понятно, какие надежды возлагал Галилей на разум и научное знание.
8). Очевидно, заострение внимания на объективных, первичных качествах тел влечёт за собой целый рад последствий:
а) это исключает человека из универсума физических исследований;
б) исключение человека влечёт за собой исключение целого мира объектов, находящихся в иерархической связи, замыкающейся на человеке;
в) исключается качественный анализ, предпочтение отдаётся количественному;
г) конечные цели заменяются механическими и действующими причинами.
Иными словами, физический мир Галилея совершенно отличен от аристотелевского. […]
9). Последним делом Галилей доказывает пустоту и прямо-таки невосприимчивость аристотелевских понятий. Так, например, обстоит дело с идеей «совершенства» некоторых движений и форм. По мнению последователей Аристотеля, Луна не могла иметь гор и долин; они лишили бы её той совершенной сферической формы, которая свойственна небесным телам. Однако Галилей обращает внимание на следующее: «Это суждение достаточно затёрто перипатетическими школами, но я сомневаюсь в его действенности, хотя оно и укоренилось в головах людей не будучи доказанным и необходимым; наоборот, я, скорее, склонен его считать нечётким и неопределённым. Прежде всего, я не уверен в том, что сферическая форма более или менее совершенна, нежели прочие. Об этом можно говорить лишь в определённых случаях, например, когда требуется способность вращаться во все стороны, сферическая форма является самой совершенной, и потому глаза и головки бедренных костей созданы природой совершенно сферическими; напротив, для тела, которое должно оставаться стабильным и неподвижным, такая форма будет самой несовершенной; и кто при строительстве стен станет пользоваться камнями сферической формы, поступит наихудшим образом, а совершенными будут здесь камни, имеющие углы». Таким образом Галилей показывает бессмысленность понятия «абсолютного», в то же время он выявляет его действенность в эмпирическом плане, где оно становится относительным: идея «совершенства» работает только в «определённых случаях», т. е. с точки зрения определенной цели вещь более или менее совершенна в зависимости от того, насколько она приспособлена к заранее поставленной цели».
Джованни Реале и Дарио Антисери, Западная философия от истоков до наших дней, Том 3, Новое время, СПб, «Петрополис», 1996 г., с. 124-129.
