Россия (СССР)
Советский кинорежиссёр, сценарист, киноактёр, Академик Академии педагогических наук.
В юности работал в Ленинграде ассистентом у Г.М. Козинцева и Л.З. Трауберга.
С 1944 года, совместно с Тамарой Фёдоровной Макаровой (его ученицей и женой), он руководил режиссёрско-актёрской мастерской во ВГИКе.
В 1945 году Сергей Аполлинариевич Герасимов - постановщик Парада Победы в Москве.
«Показателен пример «Молодой гвардии» Сергея Герасимова (1948 год). В первом варианте фильма не было образа Отца из триады соцреализма - направляющей, вдохновляющей, управляющей силы. И несмотря на идеологически верную направленность, Сталина возмутило, что юные герои фильма действуют сами по себе и в фильме никак не отображена роль Партии. В результате Герасимов переделал фильм, а Фадеев - роман».
Салахиева-Талал Т., Психология в кино: создание героев и историй, М., «Альпина нон0фикшн», 2020 г., с. 69.
«Режиссёр цветного фильма «Тихий Дон» Сергей Герасимов, снимая момент, когда Григорий Мелехов хоронит Аксинью, попытался изобразить описанный Шолоховым «ослепительно сияющий, чёрный диск солнца». Но от кадра - почерневшего на экране солнечного диска - пришлось отказаться. Вместо сияющего солнечного диска, почерневшего только в восприятии убитого горем Григория, получилось совершенно здесь неуместное изображение солнечного затмения. Образ оказался слишком материализованным. Показать диск Солнца одновременно сияющим и почерневшим, то есть показать одновременно и реальный факт, и его преломление в индивидуальном восприятии человека, кино не может. Это доступно только слову».
Аль Д.Н., Шаги истории России из прошлого в будущее, СПб, «Наука», 2007 г., с. 108.
«Он был личностью незаурядной. На много голов выше своих фильмов, своей деятельности. Это, м.б., знак поколения, людей, реализовавших себя на одну треть. Таков, вероятно, его кумир Фадеев. Таков наверняка Леонид Леонов (сужу по давним впечатлениям времен Литинститута), таковы многие другие, в первую очередь те, кто связал себя с господствующей идеей, с политикой... «Люди и звери», «Любить человека», «Журналист», «У озера» (кроме, м.б., сцен с Шукшиным) - всё это сегодня смотреть невозможно. Не знаю, как старые картины - «Молодую гвардию», «Тихий Дон» - или довоенные: «Семеро смелых», «Комсомольск», «Учитель». Боюсь, что и вовсе ничего не осталось. Ну, м.б.,«Маскарад», которым мы так увлекались у себя в провинции, учась в 10-м классе... Да и то вряд ли...
«Кинематограф жизни» - это ведь он, Герасимов. И казалось, он создал школу. И мастерская во ВГИКе овеяна легендами.
А не осталось ничего. Из мастерской вышло за все десятилетия человек пять приличных режиссёров. Кулиджанов, Лиознова, недавно умерший Ордынский, Карасик, Губенко - вот, пожалуй, и весь список. Плюс, конечно, актёры - плеяда «Молодой гвардии»: Мордюкова, Тихонов, Гурзо, Макарова, Бондарчук, в 50-е годы - Гурченко... кто ещё?
Но легенды, мифы - это уже немало. Это то, что сопровождает жизнь «крупной личности», а он и был такой личностью, несомненно!
Легендарной была их вражда с Иваном Пырьевым в годы основания Союза, где оба были - «во главе», два таких разных человека - органичный, естественный, весь «от земли» Иван и рафинированный, всегда кого-то игравший - когда-то, говорят, Фадеева, а в последние годы игравший самого себя Аполлинер (так его назвали в нашем кругу).
Легендарной была «мастерская» и отношения с учениками, которым, надо отдать ему справедливость, он всегда помогал...
Были и другие легенды, касавшиеся, в частности, его жены Тамары Фёдоровны, и близости их обоих к сталинской верхушке... Говорили, что С.А. - «полковник», выполняющий некие поручения во время заграничных вояжей, но подобные слухи и клички сопровождали и других людей такого калибра, так что не будем принимать их на веру... […]
Всё в нём было легендарно, то есть крупно. Марлен Хуциев, переживший вместе с ним трудную эпопею в хрущёвские времена - историю с «Заставой Ильича», - признавался, что всегда робел его присутствия, и особенно мешало, что он, разговаривая с тобой, мог продолжать идти куда-то, а ты поневоле подстраивался под его шаг, и так вы шли вместе... Я то же самое испытал и на себе - и эту самую робость, и хожденье с ним, под его шаг: однажды, на студии Горького, по коридорам, до вгиковского буфета, с полкилометра, не меньше; другой раз - из кабинета в Союзе - до бильярдной нового тогда, только что построенного Дома кино, который он решил осмотреть, таща меня за собою - он прочёл «Путешествие в другой город» и таким образом, на ходу, останавливаясь с кем-то и продолжая путь со мной, рассказывал мне о своих впечатлениях.
Кляня всё на свете, я продолжал с ним идти... Это было для него нормой... А несколько месяцев назад ни с того ни с сего, без повода, он позвонил в Ленинград Володину: «Сашенька, как Вы живёте, что нового, я ничего о Вас не знаю».
А много лет назад, чуть ли не двадцать, в Ереване, в гостинице, утром за завтраком, он вдруг сказал Марлену и мне, подсев, к нам за столик: «Вот так, встать утром, принять душ, надеть свежую рубашку и начать жить сначала». Мы это вставили в «Июльский дождь»...
В этот же вечер в Ереване он выступал на каком-то очередном пленуме или секретариате с очередной конъюнктурной бредятиной, облечённой, впрочем, в интеллигентную форму.
И в ту же ночь в Ереване, у себя в номере, где поместилось тогда, помнится, человек двадцать (среди них Куницын, тогдашний наш шеф в ЦК) читал стихи - позднего Пастернака, и Лермонтова, и ещё что- то. Знал он их - километры. Как знал и музыку - симфонии, оперы - на память.
Какой вкус! Какой богатый талант! Какая в самом деле личность!.. Если б к этому ещё и вправду - свежую рубашку!..
Заседал, выступал, депутатствовал. В личном, приватном плане наверняка вёл себя прилично, помогал сколько мог гонимым, пристраивал учеников; в тяжёлые времена не замарал себя ничем; в смысле известных национальных предрассудков был всегда чист, как, впрочем, и другие наши корифеи кино, тот же Пырьев... Умел и дружить, но всё больше, конечно, с людьми незначительными - тоже свойство «крупной личности». Ходил в окружении холуев. Но и с такими людьми, как Володин, общался с охотой. Хлебосольный дом, пельмени (знаменитые герасимовские пельмени) - это тоже из мифов и легенд... Как и уральское происхождение (впрочем, наверное, подлинное), приверженность Уралу...
«Перед каждой картиной езжу в родные места, - говорил он Саше Володину. - Съездим давайте вместе, подышим уральским воздухом». (Это было перед фильмом «Дочки-матери».) Поехали.
Дальше, по рассказу Саши, было так. Очередная станция, перрон, на перроне товарищи в пыжиковых шапках - местный райком, райисполком и прочее. Встретили, посадили в машины, и - на завод. Длинным проходом - из цеха в цех и наконец остановка, финиш: помещение с накрытыми столами. «Я пить не буду, скажу, что у меня печень», - предупредил С.А. бедного Сашу, у которого-то и в самом деле - «печень», но не может же быть - у обоих; кончалось тем, что пил один Саша. И затем - на вокзал - и дальше, до следующей такой же станции, и там снова пыжиковые шапки... […]
И тем не менее: он был режиссёр, и «Молодая гвардия» - фильм был хороший, а спектакль, предшествовавший фильму, - в Малом зале Театра киноактёра, - просто замечательный, новаторский, спектакль-потрясение, помню до сих пор: «немцы» в форме СС, сидящие буквально рядом, можно потрогать, и герои-молодогвардейцы - без малейшего наигрыша, совершенно живые, как мы с вами, и совсем рядышком. Это был первый (по крайней мере, виденный нами, нашим поколением) спектакль «малой сцены», где всё потрясает натуральностью, предтеча сегодняшнего театра этого рода...
Был год, если не ошибаюсь, 1948-й, и своевременно поставил свою «Молодую гвардию» Охлопков; у нас в семинаре Маркова шли споры; я тогда решительно отдавал предпочтение натуральному спектаклю Герасимова, и, мне кажется, он остался со мной на многие годы. Тогда только-только начинался неореализм в Италии... Конечно, это была школа, его, герасимовская, оставившая свой след в искусстве, сказавшаяся, м.б., на картинах Хуциева и других - в ту эпоху обновления, освобождения от декларативного искусства сталинской эры...
К сожалению, он не пошёл дальше. Уже в конце 60-х - в 70-е повествовательный реализм его картин, при отсутствии больших новых мыслей, выглядел чем-то громоздким - все эти двухсерийные «Любить человека» и пр.
Мешал и конформизм всего этого, и жидкая, разбавленная драматургия, - но уже куда было деться от себя самого... Снимал он быстро, небрежно, большими кусками, всегда раньше срока и как бы между делом, успевая на все эти пленумы, сессии - государственный человек в первую очередь, докладчик, председатель и уже потом режиссёр.
Помню, в день премьеры «У озера» подошел к нему и после всех добрых слов сказал что-то критическое по поводу явно неудачной сцены - кажется, с женой персонажа, которого играл Шукшин... Он, к моему удивлению, легко согласился: «Да, это не полу-чилось», как если был знал с самого начала - знал, но переснимать не стал. Вообще он, наверно, и не переснимал, и не торчал в монтажной - как есть так есть; это не главное...»
Гребнев А.Б., Дневник последнего сценариста, 1942-2002, М., «Русский импульс», 2006 г., с. 325-328.
Регистрация на конференц
Страница конференции во ВКонтакте: 
